Говорят, что космические Черные дыры — это схлопнувшиеся звезды. Огромные звезды, испускающие гигантское количество света, в какой-то момент, вдруг, начинают сжиматься. Расстояние между частицами звезды стремительно уменьшается, гравитационная масса нарастает, и в какой-то момент звезда как бы сворачивается внутрь себя. Теперь она не испускает ни единой частички света, она только поглощает. Она становится пожирателем всего, что оказывается в поле досягаемости ее необыкновенно сильного гравитационного поля.
Так и любовь — она сначала щедро и безвозмездно дарит себя, а затем что-то ломается. И вместо того чтобы дарить Свет, схлопывается в Черную дыру, которая всасывает, вбирает в себя все вокруг, но, может быть, главное — самого человека. Вбирает, чтобы уничтожить, расплющить, превратить в ничто. И возникает страх — жуткий, парализующий. Страх перед новой любовью, перед новыми отношениями, перед самими людьми. Человек где-то на интуитивном уровне понимает, что любые новые его отношения неизбежно закончатся тем, что он «сожрет» и уничтожит того, кто посмел приблизиться слишком быстро. Или погибнет. На сей раз окончательно. Навсегда.
Ева остановилась. Куда она бежит?
Теперь ей больше некуда торопиться. Сотни раз она утешала и успокаивала себя тем, что мечтала о Глебе. Она могла сесть, представить себе, как Глеб обнимает ее за плечи, обвивает рукой талию, ласкает. С помощью фантазий и воспоминаний она могла физически ощущать его прикосновения, чувствовать его запах — такой нежный, такой родной, сладостно-пряный запах.
Она настолько привыкла к этой своей фантазии, что подчас уже не могла отличить ее от реальности. Она физически ощущала его присутствие, его нежность, его тепло. Она отдавалась Глебу даже тогда, когда его не было рядом. Ее любовь выкристаллизовалась и как бы стала самостоятельной, непривязанной. Был Глеб с Евой или его с ней не было, она жила этим своим чувством. И была счастлива…
Но сейчас ничего не получалось. Ева вышла на зеленый газон, села под деревом, закрыла глаза и пыталась почувствовать Глеба. Она хотела, чтобы именно сейчас он был рядом. Ей нужно было забыть то, что случилось в доме Бориса. Ведь любовь без любви — это ужасно. Она поддалась своей слабости, ей показалось, что терять нечего. Она подумала, что раз Борис ее любит, то этого достаточно. Ей ведь хватало любви к Глебу… Ее неразделенной любви.
Зачем же она пошла на это? Чего она хотела добиться? Она сделала ужасную глупость. Ей просто очень хотелось, чтобы кто-нибудь ее любил. Хоть чуть-чуть… А Борис любил. Может быть, нужно просто жить? Вот любит тебя человек, хочет сделать тебя счастливой, и хорошо. Борис отдал бы за это все. Это дорогого стоит. Но разве можно заставить себя чувствовать, что это дорого? А просто понимать… Просто понимать — это недостаточно. Совсем недостаточно.
Это было ошибкой. Да, пусть тебе нечего терять, но пока есть ты, ты есть. А Ева не может быть с мужчиной, которого она не любит. Физически это, конечно, возможно, и она даже способна получить от этого удовольствие, но потом она будет чувствовать себя несчастной. Бесконечно, тотально несчастной. И от этого ощущения никуда не уйти… Словно огромный кирзовый сапог наступает на крошечный светло-розовый цветок. Мгновение перед смертью и… жалкий труп на асфальте.
Боль пушечным снарядом разорвала Еву изнутри.
Прежде душа принадлежала миру, где правила абсолютная Красота. И теперь душа никак не может поверить в то, что она могла достигнуть конца падения. Она не верит, что этот конец вообще существует, может быть. Она не способна представить себе, что есть та финальная точка, за которой нет ничего. Даже упав, разбившись в кровь, она продолжает жить, она продолжает искать выход.
Красота, которую она ощущала в том, ином мире всем своим существом, была столь огромна, столь величественна и всесильна… Как можно поверить в то, что где-то, в какой-то точке мироздания поле ее силы истончается настолько, что его больше нет вовсе? Разве у божественной Красоты может быть предел?.. Разве можно поверить в то, что у бесконечности есть рубеж?