Она не успела закончить свою мысль.
— То, что я дал вам яблоко? — горбун подхватил ее на полуслове. — Знаю.
Ева смутилась.
— Понимаете, — сказала она, — меня ведь зовут Ева. Ева и яблоко… Вообще, это я должна давать яблоки…
Ева весело рассмеялась своей шутке. Но лицо горбуна, напротив, стало почему-то совершенно темным и грустным. Ева почувствовала себя неловко, смех как будто застрял у нее в горле.
— Это ваше яблоко, Ева, — сказал горбун в следующее мгновение и кивнул в сторону того красного яблока, которое он дал Еве в начале их встречи. — Кому-то вам придется его отдать. Яблоко Евы…
Сказав это, горбун слез со скамейки и, подволакивая одну ногу, пошел прочь, по направлению к храму.
— До свидания! — крикнула ему Ева.
Горбун повернулся, и на мгновение Еве показалось, что мир блеснул множеством красок. Словно радуга обошла ее кругом и распалась на тысячи самых светлых цветов.
— До свидания… — грустно сказал горбун и продолжил свой путь.
Душа любит, когда кто-то рассказывает о ней. Если рассказ более-менее точен, она начинает вспоминать себя-прежнюю, себя в той, другой жизни, себя из мира Красоты, где она когда-то была счастлива. В этот момент ей начинает казаться, что все будет хорошо, что все несчастья, которые выпадают на ее долю, — это просто мелочи жизни, которые скоро забудутся и покажутся ей смешными. Она очень любит слушать, когда ей рассказывают о ней…
Но подобный рассказ — не праздное развлечение. Хочет душа этого или нет, он налагает на нее тяжкое бремя ответственности. Незнание — это счастливое состояние, кто бы что об этом ни говорил. Незнание, блаженное неведение — это свобода, поскольку нельзя совершить ошибку, если ты не знаешь о том, что правильно, а что нет. Когда же ты узнаешь, что есть и правильное, и неправильное, то оказываешься перед выбором: как поступить? А чтобы поступить правильно, тебе необходимы критерии. Но где их взять?..
Когда душа слушает рассказы о себе, она радуется, веселится, становится легкой, невесомой от счастья и взлетает. Она не понимает, что когда кто-то рассказывает ей об этом, то делает это с какой-то целью — хочет что-то подсказать, на что-то указать, о чем-то предупредить. Но душа не понимает. Она радуется и веселится, а потому гром всегда гремит для нее среди ясного неба…
В том, чтобы убить себя, есть что-то глупое, банальное, нелепое. Но убить свою прежнюю жизнь — это совсем другое дело. Начать новую. С понедельника…
Нелепо и глупо вдвойне. Впрочем, принимая такое решение, ты запускаешь процесс, который теперь уже не в силах, ни остановить, ни просто контролировать. Он идет своим ходом, не спрашивая у тебя ни разрешения, ни тем более благословения. Стоит тебе встать на другую дорогу, и теперь это уже другая игра, другая реальность, другой мир. Как тебе будет в этом мире? Если ты думал, что будет легче, ты ошибался…
Ева проснулась от надсадного, нервного звонка в дверь. Кто-то настойчиво жал на кнопку, словно случилось что-то страшное, требующее незамедлительной реакции. Первая мысль Евы была: «Пожар!» Спросонок ей вдруг представилось, что сейчас она откроет дверь, а там — на лестничной клетке — целая команда пожарных в желто-красных костюмах, в шлемах и с кислородными аппаратами за спиной.
— Глеб? — Ева не могла поверить своим глазам. — Что ты тут делаешь? Который сейчас час?
— Половина второго, — сухо сказал Глеб и, без всякого разрешения, прошел в кварти-РУ-
— Глеб, а-лё… — недовольно протянула Ева, проводив его взглядом до комнаты. — Второй час ночи. Ты меня разбудил…
— А я из-за тебя не ложился, — резко отрубил Глеб. — А на «а-лё» ты не отвечаешь.
Тут Ева вспомнила, что она как выключила телефон еще вчера вечером, так и не включала весь день. Но если раньше она почувствовала бы себя неловко в такой ситуации, то сейчас — нет.
— Я, кажется, просила тебя не звонить… — устало сказала она. — Между нами все кончено. Ты разве забыл?..
Ева даже удивилась тому, насколько легко она это сказала. А значит, и правда — между ними, действительно, все кончено. Ева поняла это вдруг, внезапно, как откровение… И испытала настоящий шок. Она никогда бы не поверила в то, что это могло случиться так быстро. И так… безболезненно.
Еще сутки назад это казалось ей это почти невозможным. Решение уйти от Глеба она принимала с такой мукой, с таким предельным напряжением воли. А тут, вдруг, ничего не чувствует, в душе ни малейшего волнения. Одно только недовольство, что он пришел среди ночи, разбудил ее, ведет себя так, будто это его дом.