– Ну, ты как? – спросил Макс, входя на кухню.
– Ничего, – пожал я плечами.
– Ладно, – кивнул Воронов. – Павел тебя сейчас отпустит.
– Кто?
Макс кашлянул.
– Разве он не представился, когда начал беседовать с тобой? Павел Юркин.
– Ах да, – спохватился я, – он говорил, конечно, просто из головы вылетело. А что он тебе рассказывал?
Макс вытащил сигареты и начал пересказывать мне свою беседу с неряхой. Не успел приятель замолчать, как зазвонил мой телефон, я вытащил трубку и буркнул:
– Слушаю.
– Нельзя ли повежливее! – капризно воскликнула Николетта. – Небось валяешься в кровати и читаешь ерунду! А я достучаться до тебя не могу! Знаю, знаю, как обстоит дело! Смотришь на дисплей, видишь, что звонят из Чехии, и намеренно не отвечаешь. Вот как! Сослал меня в дом престарелых…
Я машинально закивал головой, стараясь особо не вслушиваться в ехидные замечания маменьки. Николетта в ударе. Дом престарелых! Сильное выражение!
Пять дней тому назад маменька укатила в Карловы Вары пить минеральную воду, промывать печень и почки. Я искренне надеюсь, что на всемирно известном курорте родительницу избавят от застоявшегося избытка желчи. Обычно маменька возвращается из Чехии благостная, и я имею целых два месяца относительного спокойствия: тридцать дней, которые она проводит на водах, и столько же, когда Николетта прибывает назад в Москву.
Но в нынешнем году все пошло наперекосяк. Начнем с того, что отель, где Николетта останавливается много лет подряд, закрылся на ремонт, и мне продали путевку в другую гостиницу. Маменька, услыхав новость, поджала накрашенные губы и процедила:
– Понятно! На пять звезд денег нет, предстоит жить в мусорном бачке.
Никакие объяснения на Николетту не подействовали, я с пеной у рта увещевал ее:
– Вот, смотри, путевка дороже, чем в прошлый раз. Гостиница новая.
– Фу! Неизвестное место.
– Номер из трех комнат. На втором этаже.
– Ясненько! Апартаменты располагаются над кухней, весь запах поползет в мою спальню.
В конце концов я потерял терпение и воскликнул:
– Ты же там ни разу не была, отчего столь уверена, что гостиница плохая?
Николетта пригвоздила непочтительного сына взглядом к полу.
– Я это чувствую, – заявила она, – весь отдых пойдет насмарку, после напряженного, нервного года я не получу никакой релаксации.
И вот теперь, оказавшись в Чехии, маменька трезвонит постоянно и каждый раз начинает разговор с фразы про тяжелый год. Мне остается лишь удивляться, о каких нервных переживаниях идет речь: Николетта не работает, спит до полудня, потом ездит по магазинам и таскается по гостям. Определенное напряжение она испытывает лишь в бутиках, когда пытается найти такую сумочку, чтобы Кока, Мака, Люка, Зюка и иже с ними лопнули от зависти.
– Вава, – раздался в ухе визг, – ты слышишь? Отель стоит на мусорной куче, по коридорам ходят крысы! А постояльцы! Фу! Никакой интеллигентности! Понаставили на парковке «Бентли» с шоферами. Тут вчера одна заявилась! Из Москвы! Некая Лариса! Привезла с собой собаку идиотской породы шпиц и трех горничных! Ведет себя просто неприлично! Сидит на лучшем месте, администратор ее шавке с поклоном кашу подает, а прислуга…
Я вновь попытался абстрагироваться от разговора, лучше в данной ситуации уйти в себя.
– Это кто? – поинтересовался Макс.
– Николетта, – одними губами ответил я.
Приятель хихикнул и ушел.
– Вава! – циркулярной пилой взвыла маменька.
– А? – вздрогнул я.
– Ты понял?
– Э… да! Конечно.
– Купишь?
– Что?
– Вава! О чем я только что говорила?
– Гостиница – помойка.
– Дальше!
– Ну… дама с собачкой, нахальная особа!
– Вот! Купи мне ее!
– Тетку? – озадаченно поинтересовался я. – Но зачем?
– Вава! Не идиотничай! Хочу шпица! Самого дорогого!
Пообещав разобиженной маменьке собаку вместе с набором аксессуаров, я наконец-то обрел покой и тут же узрел входящую на кухню Нору.
– Ваня, – лихорадочно воскликнула хозяйка, – поехали! Есть дело! Вставай, не жвачься, шевели ногами!
Я покорно потрусил за Норой. Тот, кто имеет в начальницах властную, авторитарную, бескомпромиссную даму, перешагнувшую за климактерический возраст, сейчас хорошо поймет меня. Сопротивление приказам подобной особы бесполезно. Шаг вправо, шаг влево расценивается как попытка к бегству, прыжок на месте – провокация, конвойные применят оружие. Лучше уж покориться обстоятельствам.
– Ваня, – рявкнула Нора, подбегая к своей машине, – вспомни, что у автомобиля есть педаль газа, и воспользуйся ею. Шурик, по коням!
Мирно смотревший телевизор водитель вздрогнул и завел мотор, Нора села на переднее сиденье и рявкнула: