Короче говоря, не мог я сразу выйти к Зойке на улицу. Проклятый стержень топырил трусы и никак не хотел успокаиваться. Смирить его могла только холодная вода. И пока я мылся, с ужасом и восторгом думал о том, что взрослые мужчины решают такую проблему проще, заводя себе женщин. Вообще, как-то странно звучит: завести женщину, правда? Однако я сам слышал, как старшие порой говорили о каком-нибудь великовозрастном парне: «Ишь, как бесится-то! Пора ему бабу завести!». Ё-мое, козу или, допустим, курицу можно завести, но чтоб женщину… Она ведь не животное и не домашняя утварь. Слишком просто получается: захотел — и завел. Нет, что-то тут не то. Взрослые все же лукавят, и на самом деле все гораздо сложнее. Так я думал.
А еще думал: неужели взрослые, или, как мы их называли, большаки, не стесняются, когда у них такое случается? Подумать только: нормальный писюн вдруг увеличивается, становится большим и рвется вверх так, что и резинка трусов его не сдерживает. Как же он помещается в том, что есть у женщины и что пацаны называют неприличным словом? Этого я понять не мог. Как не мог понять и того, почему взрослые мужики, случалось, с пренебрежением говорили за домино о какой-нибудь местной особе: «Шалава! Каждому даст, кто попросит…». Почему шалава, если помогает избавиться от стояка?
Я стеснялся признаться даже самому себе, что хочу оказаться с такой, которая дает. Очень хочу! Причем в этом смысле о Марине я вообще не думал. Она была для меня вроде святой, что ли. И я даже вообразить не мог, что она способна делать подобное, все-таки нечто стыдное. И Зойку не мог представить. Зато других девчонок — сколько угодно! И еще не мог подумать такого о своих родителях. Почему-то мне казалось, что маме и отцу это уже не надо.
Между тем я помылся, почистил зубы и рванул к сельповскому магазину. Подоспел вовремя: Зойка уже подходила к самому прилавку, вторая или третья в очереди. Находившиеся в хвосте стали возмущаться: куда, мол, Пашка лезет, он тут не стоял. Но Зойка прикрикнула:
— Неправда! Я лично за ним занимала. Ну, кто не верит?
Вид она приняла такой грозный, что недовольные быстро стихли. Многие знали Зойку, которая несмотря на то, что девчонка, может так двинуть, что мало не покажется. С ней лучше не связываться.
Нагруженные тетрадками и учебниками, мы возвращались с Зойкой вместе.
— А что, правду говорят, что ваша квартирантка ничего по блату не достает? — вдруг спросила она.
— Правда.
— Мои родители не верят. Говорят, что так не бывает. Все равно ей что-то в сельпо перепадает, там дефициты всякие между своими расходятся — люди говорят.
— У них там на дефициты своя очередь, — признался я. — Марина матери рассказывала. Вообще-то, она может, конечно, что-то по блату брать, но не хочет. Говорит, что это ее унижает.
— Фу-ты, ну-ты! — скривилась Зойка. — Честная какая!
— Но она правда честная…
— Ой, так я и поверила! Честные так себя не ведут.
— Что ты имеешь в виду?
— А то!
Она замолчала и, напустив на лицо непроницаемость, глядела прямо перед собой. Зойка всегда так поступала, если знала что-нибудь важное, но сразу говорить не хотела. Подчеркивала, так сказать, важность известной ей информации.
— Ну, и почему она не честная? — не унимался я.
— Да профурсетка она, вот что! — выпалила Зойка. — Вертит перед мужиками хвостом направо-налево. Все видят, один ты ничего не замечаешь.
— И ничего она не вертит, — обиделся я за Марину. — Мало ли кто что треплет! На всякий роток не накинешь платок.
— Угу, — ехидно скривилась Зойка. — Ты бы хоть подумал, отчего лейтенантик перестал к ней ходить…
То, что дядя Володя стал приходить к нам реже, я как-то даже и не заметил. Причем он больше общался с отцом, чем с Мариной. Порой она вообще не выходила из своей комнаты, пока лейтенант оставался у нас.
В народном театре в то время репетировали какую-то новую пьесу к какому-то очередному то ли юбилею, то ли съезду компартии, в общем — к важной дате. Отцу спектакль не нравился, да и дяде Володе — тоже.
Они садились на кухне, ставили на стол бутылку вина и мрачно молчали, пока не выпивали первый бокал, после чего у них обычно шел такой разговор:
— Это не искусство!
— Точно: агитка!
— Режиссер считает, что театр должен выполнять социальный заказ. Приспособленец долбаный!
— Противно все это.
— Когда же перемены начнутся?
— Цой об этом только спел, так под запрет попал.