— А как я узнаю, что все закончилось, сэр?
И тогда он повернулся к ней. Покрытое шрамами лицо его было бледным, только щеки заалели и пошли разноцветными крапинами.
— Все закончится, когда умрет последняя крыса, — сказал он.
«Отдых путника» стоял на другом конце света. Чтобы добраться до него, кебу пришлось пересечь Темзу, миновать вокзал Ватерлоо, на котором Клара бывала раз или два со своей госпожой, — в ту пору там было намного тише, чем ныне. Сам паб, когда они, наконец добрались до него, показался ей ничем не заслуживающим столь долгого пути. Кабак пошиба самого низкого — такое впечатление произвел он на Клару, — из тех, в которые бездельники-мужчины приходят с серьезным намерением надраться. Воздух его был крепко настоян на трубочном дыме и спиртных парах, клиенты же сгибались над стаканами так низко, точно норовили глотнуть кислорода, кое-где еще сохранившегося под столиками. Один участок пола, тот, половицы которого успели подгнить, был наспех залатан разноцветными досками с расщепленными, перепачканными в дегте концами. Очаг задыхался от пепла и тлеющих угольков. Некоторые из газовых светильников были не то выключены, не то поломаны, а скудость стекла в зале означала, что он напрочь лишен зеркальной праздничности пабов, в которые привыкла заглядывать Клара. В этом темное дерево скрадывало свет и отказывалось его возвращать.
— Мне здесь не нравится, — прошептала она своему спутнику.
— Мы приехали сюда не для этого, — прошептал он в ответ. — То, что нам нужно, — внизу.
Никаких лестниц Клара в зале не заметила. Вытянув шею и выставив голову из-за подпиравшего потолок столба, она обнаружила лишь новых полупьяных мужчин, пялившихся на нее, сидя за столиками. Клара ожидала увидеть яркий транспарант наподобие театрального с завлекательным извещением о предстоящем крысином побоище, однако ничего подобного здесь не наблюдалось. Да и вообще украшений на стенах было — раз, два, и обчелся: несколько норовивших свернуться трубочкой афишек, извещавших о развлечениях, которые устраивались в недавнем прошлом какими-то заведениями поблагопристойнее «Отдыха путника». Имелось также написанное от руки предупреждение: «ОПАСАЙТЕСЬ ПИДОРОВ».
Мистер Хитон подошел к хозяину паба. Они, не сказав друг другу ни слова, обменялись кивками и рукопожатиями… возможно, впрочем, что один мужчина передал другому монету. Затем хозяин, мистер Хитон и Клара прошли через зал в дальний его угол, где хозяин открыл в полу люк. Под люком обнаружилась освещенная неизвестного происхождения светом лестница. Табачные пары, клубившиеся в нижнем помещении, соединились, перевиваясь, с клубившимися в верхнем.
Подвал, в который Клара позволила свести себя по лестнице, выглядел уже не так убого. Собственно, он ей даже понравился. Он хоть и располагался под землей, но казался пространством менее замкнутым, чем верхнее пристанище пьяниц, да и освещен был лучше — десятком ламп, развешанных в стратегических точках. Шероховатого камня стены были выкрашены в белый цвет, отчего казалось, что света здесь даже больше.
Большую часть подвала занимала крысиная арена. Вдоль каменных стен его тянулись ряды деревянных скамей, однако на них никто не сидел. Зрители — человек, примерно, двадцать — стояли вокруг арены, более всего походившей на деревянную кадку. Арена была восьмиугольной, высоту имела по пояс человеку, а диаметр футов в девять. Хозяин паба подошел к бочонку, почти такому же высокому, как сам он, — бочонку, предназначавшемуся скорее для муки, чем для вина или пива, — и прижался ухом к его крышке. Не вполне удовлетворенный услышанным, он заглянул, по-клоунски щурясь, в одну из просверленных в крышке дырок.
— Семьдесят пять отборных, — сообщил ему господин в цилиндре, лишенном, однако же, донышка.
— Лучше бы сто, — ответил хозяин.
— Сотню этих красоток в одиночку не изловишь.
— Ты, случалось, ловил.
— Так это еще до починки канализации было.
— Ладно, надеюсь, они хоть не маленькие.
— Маленькие? Причеши их на другой манер, так они за хорьков сойдут.
Мистер Хитон, желая привлечь внимание Клары, положил на ее плечо палец.
— Я схожу за Робби, — прошептал он ей на ухо. — Потом все пойдет быстро. Не забывайте, о чем я вас просил.
Она кивнула.
— Так снимите же, в таком случае, перчатку, — напомнил он.
Клара опустила взгляд на свои руки, необходимость снимать перчатки на людях немного смущала ее: все сразу решат, что она дурно воспитана. Но затем напомнила себе, что она единственная в этом подвале женщина, и каждый из мужчин наверняка уже понял, что она шлюха. И Клара стянула перчатки, пальчик за пальчиком, и никто этого даже не заметил. Да задери она даже юбку на голову, и то собравшиеся здесь зрители только приведшим их сюда делом и занимались бы. Некоторые уже облокотились о закраины крысиной арены, стеснившись плечом к плечу. Интересно, подумала Клара, как они определяют, кто вправе облокачиваться о края арены, а кому надлежит заглядывать им через плечо — быть может, это зависит от вносимой зрителями входной платы? Кое-кто из них был одет вполне респектабельно — пальто с блестящими пуговицами, безупречные шляпы, модные шейные платки, стоившие раз в пятьдесят больше, чем грязный хлопчатый шарф, обмотанный вокруг шеи Крысолова. Клара сильно сомневалась, что эти джентльмены надумали бы когда-либо заглянуть в заведение, подобное «Отдыху путника», если бы не шуршащее, повизгивающее содержимое бочонка.
— Ну хорошо, джентльмены, — объявил хозяин паба, когда мистер Хитон скрылся в примыкавшей к подвалу кладовке. — Собак у нас нынче двое, Робби и Лопси-Лу. А крыс меньше, чем мы рассчитывали. Какой распорядок установим мы на сегодня?
Слова его породили шумные препирательства и пари.
— Шиллинг на то, что Робби убьет пятерых за пятнадцать секунд!
— Два шиллинга на то, что Лопси-Лу за пятьдесят секунд прикончит двадцатку!
— Ручаюсь шиллингом, двенадцать из двадцати будут еще полминуты сучить лапками!
— Если их всего семьдесят пять, значит — три раунда по двадцать пять на каждый.
— Это все испортит!
— Двадцать — самое милое дело.
— Из двадцаток семьдесят пять не сложишь.
— Я всегда ставлю из расчета на двадцатку.
— Знаем мы, как вы ставите. Норовите полюбоваться на кровь за какие-то шесть пенсов.
— Как же мы устроим три раунда, когда собак только две?
— Так и устроим. У которой лучший по всем трем результат, та и побеждает.
— Два раунда по тридцать семь, и к черту одну оставшуюся! Лопси-Лу тяжелее Робби, значит, ему надо фору дать. Я вам так скажу, ее пятнадцать равны десятке Робби.
— Как это манчестерский терьер оказался тяжелее лондонского?
— А давайте их взвесим! Каждый убивает столько крыс, сколько в нем фунтов. Победит тот, кто перебьет свою квоту быстрее.
— Я что-то не вижу тут весов.
— Чтобы в пабе да не было весов?
— Дайте им время и крыс поровну, но чтобы у Робби они были помельче!
— Херня какая-то! Если бы он не мог перебить свою долю, его бы тут не было!
— А может, зададим фиксированное время — полминуты, к примеру, — и посмотрим, кто убьет больше крыс?
— Я не буду ставить на собаку против собаки. Собака против крыс — другое дело.
— И вообще, что вы станете делать, если тридцать секунд закончатся, а крысы будут еще живехоньки?
— Вытащу оттуда собаку, что же еще?
— Это жестоко!
— Джентльмены! — рявкнул хозяин. — Пора начинать. Отсчитаем для Робби двадцать штук и посмотрим, что получится из первого раунда.
Предложение его, похоже, удовлетворило большую часть присутствующих, сразу начавших заключать пари и выкладывать деньги. Пока это происходило, из теней появился и мистер Хитон, державший на коротком, едва-едва отходящем от ошейника поводке собаку. Она и вправду была очень красивой, шелковисто-черной, меньше, чем ожидала Клара. Песик этот смирно и терпеливо стоял у ноги своего господина, поглядывая на него, словно в надежде на одобрение, — пока хозяин паба не вскрыл бочку и не принялся переносить в арену крыс. Увидев это, пес отпрянул, а после рванулся вперед, натянув поводок, и мистер Хитон отдернул его назад, к своей ноге.