– Царство ему небесное, – произнес он будничным голосом, стирая со лба пот и наблюдая за спорой работой мужиков.– Еще один отошел в лучший из миров. Пусть он там устроится без проблем, чтобы его ангелы радушно встретили.
– Как вы все это выдерживаете? – посочувствовал я.– Стресс, нервные потрясения. Каждый день видеть людское горе. слезы, р. Это непосильно д психики нормального человека.
–Вначале было не по себе, – польщенный моим сочувствием, ответил Жмырев.– А потом нашел способ для снятия стресса 200 граммов водки, либо 100 граммов коньяка, либо 300 граммов вина перед каждой процессией и все в порядке. Великолепная профилактика. А потом очередной гаврик…
– Но ведь так, неровен час, недолго спиться?– возразил я.
– Да, у нас профессиональная болезнь, как у патологоанатомов, – пояснил Артистарх Иванович. – Они тоже спирт кружками глушат во время вскрытия и препарирования трупов. У них мертвецы нагишом, что мужики, что бабы, и распоротыми животами, а у меня все трупы, как на картинке, в парадных мундирах, если офицеры, или в костюмах, коль штатские. Только разговаривать и передвигаться неспособны, а значит и возни с ними меньше, не стонут и не капризничают, как малые дети. Я мясникам не завидую, им волей неволей приходиться пить, чтобы не свихнуться. Но у меня тоже нагрузка на мозги не хилая, но уже, как говорится, адаптировался к обстановке. Как только почувствую, что нервы сдают и цирроз печень гложет, то уйду на пенсию. Почитай, так тот же сталевар или кузнец работаю в горячем цеху. Все хорошо, лишь единственная неприятность отравляет мою жизнь.
– Какая же?
– По ночам во сне покойники навещают, – передернул он могущими плечами дискобола. – И каждый едрени-фени норовит с претензиями, мол, не то сказал, не все заслуги отметил, мало жалости и слез. Капризные и злые, скрежещут зубами и лязгают костями, угрожают страшным судом и карами. А какие могут быть претензии и обиды, если родственники довольны и постоянно благодарят. Но меня на пушку не возьмешь и поэтому трупам заявляю в ответ: не нравится, значит пишите сами еще при жизни свои погребальные речи, а то суетитесь, пьете и жрете, будто бессмертные. Никому не дано знать, когда окочуришься и в коробок загремишь.
–У вас железный аргумент. Мудрые люди советуют поставить свечку в церкви, тогда покойники перестанут беспокоить, – посоветовал я Жмыреву.
– Ставил и не один раз. Где там, только глаза прикрою, они тут, как тут. Докопают своими стонами и проклятиями.
В поле моего зрения попало десятка полтора свежевырытых экскаватором могил.
– Плохая, зловещая примета – открытая могила, – отметил я. – Обязательно будет покойник. Могила притягивает тело. А тут, погляди, сколько?
– А-а, – небрежно махнул рукою ритуальщик. Не всегда примета срабатывает, план по покойникам не выполняю, хотя и наметилась положительная тенденция. В последние месяцы увеличился мор.
– Неужели и на покойников есть план? – удивился я.
– А то, как же. И план, и отчетность для статистики, чтобы левые трупы не закопал для личной прибыли, – ответил он и пояснил. – Чем больше объем услуг, тем выше прибыль. Чем больше отправлю пенсионеров на тот свет, тем меньше у государства будет расходов на их пенсионное обеспечение. Рыночная экономика, ничего не попишешь, все имеет свою цену. Поэтому я советую сирым и убогим не торопиться на погост. Пусть живут долго. Это у олигархов и прочих господ-кровопийцев денег куры не клюют. Хватит капиталов и на пышные похороны с гробами из красного дерева и саркофаги из драгоценных металлов и еще на несколько поколений останется. От смерти не откупишься ни серебром, ни златом и платиной. А простолюдину, как бомжа засунут в целлофановый мешок и закопают в безымянной могиле на обочине кладбища. Но смерть всех уравнивает. Горе – дело прибыльное и многие здесь, на кладбище, словно вороны, кормятся.
Последнюю фразу король скорбного ритуала произнес с философским видом.
– А как насчет загробной жизни. Есть она или нет?
– Это вопрос к священнику, а я так скажу, – он хитро подмигнул. – Побывать бы там, да воротиться, тогда и ответил бы. Сказывают, когда душа отлетает на девятый день, архангелы ее на лодке через реку Забвения перевозят. На том берегу ее поджидают ранее усопшие родственники. Они то и помогают новичку адаптироваться, обрести вечный покой. Так оно или нет, не ручаюсь.
После погребения люди направились в кафе на поминки, где и подняли не одну чарку за усопшего. Дороги нас развели по разным городам, но колоритный образ Жмырева не смог исчезнуть из памяти. Где и как нынче поживает мастер ритуала? Наверное, не бедствует, ибо люди мрут как мухи из-за скудной пищи и дороговизны лекарств и медицинских услуг, а стоимость гроба и похорон равнозначно разорению. Одним словом, рыночная экономика с криминальной начинкой.
ВЕРНИОКО
1
В селе к нему прочно, словно репей, прицепилось прозвище Верниоко. Пожалуй, редко кто, уже помнил его настоящее имя Игнат. Щуплый, поджарый и энергичный, несмотря на хромоту и левый, несколько раскосый глаз, что и послужило причиной прозвища, он охотно откликался на него. Известность местному аборигену принес один потешный случай, после которого Игнат угодил в больницу с воспалением легких. Однако славу приобрел шумную…
… Ранние сумерки опустились на село. Небо заволокло свинцовыми тучами. Накрапывал дождь, сбивая с тополей, шелковиц и кленов желтовато-бурые и багряные листья. Над печными трубами домов, крытых шифером и черепицей, стелились белые и пепельные шлейфы дыма. Ветер рвал их и, скрутив в жгуты, уносил вдаль. Верниоко, зябко кутаясь в ядовито-зеленый плащ, вышел на подворье. Когда сходил с низкого крыльца, стеклянными горошинами за воротник посыпались со стрехи холодные капли. Он еще раз ощутил острое, непреодолимое желание выпить. С утра припрятал от старухи, а она у него была уже четвертая, трешницу. С трудом дождался вечера. Когда одевался, старуха, вторую неделю то вязавшая носок без пятки, то распускавшая нити, хмуро поглядела на него из-под нависших мохнатых бровей и грозно спросила:
– Куда тебя черти несут в непогоду? Еще лихоманка схватит.
– Пойду кислородом, озоном подышу, – любезно ответил он. Старуху он побаивался после того, как она однажды изрядно поколотила его скалкой и кочергой. Все чаще и чаще вспоминал ее предшественницу, тихую и покладистую бабу. «На ней можно было воду возить и веревки из нее вить, но рано преставилась, а эта, стерва сама любого в телегу впряжет и в гроб загонит», – посетовал Игнат на судьбу-злодейку. – Одна осталась отрада – самогон и скудная закусь».
Вырвавшись на оперативный простор, Верниоко ступил на знакомую дорожку. Прикрывая калитку, невольно ощутил на себе чей-то пристальный, колючий взгляд. Обернулся, занавеска на окне была сдвинута в сторону. Старуха, прильнув к стеклу круглым, как блин лицом, внимательно наблюдала за ним.
– У-у, старая карга, тебе бы не носки без пяток вязать, а в контрразведке служить, – зло выругался он и, прихрамывая на правую ногу, засеменил по улице.
Дом Серафимы Лабузихи он нашел бы и с закрытыми глазами. По запаху винокурни или другим приметам ноги привели бы сюда. В ее дворе постоянно витал бражный запах. Когда над железной трубой сарая в глубине двора курился жидкий сизый дымок, все знали быть веселью, песням и пляскам. Лабузиха на селе не только признанная самогонщица, но и первая певунья. Ни одна свадьба без нее не обходится.
Однажды пригласили ее и на поминки. Схлебнув лишку, она потеряла ориентацию и начала после третьего стакана проявлять свои вокальные способности. «Хороший был человек, любил выпить и повеселиться, царство ему небесное, – оправдывалась она. – Почему бы и нам не спеть за упокой души раба божьего. Артистов на тот свет аплодисментами провожают, а чем крестьяне – труженики полей и ферм, которые всех депутатов, министров и артистов кормят и поят, хуже.».