– Лева, приезжай срочно, беда! Мудрый совет нужен.
– О чем тоска смертная? – спросил тот с порога.
– Выручай, без работы остался, – тяжко вздохнул Артем Янович. – Не ем, не пью, никто теперь мои сочинения не оценит.
–Жаль мне борзописцев, – изобразил кислую мину Выдрин. – Горючие слезы на глаза наворачиваются, ком к горлу подступает. Сколько тайных писарей не у дел оказалось. Скрипели перья, стучали машинки и вдруг шить, как на погосте На этой почве невостребованности до инфаркта, инсульта и суицида один шаг. Сердце у тебя не шалит?
– Ноет и щемит от досады и обиды.
–Да, какого удовольствия вашу братию лишили, какой богатый опыт эпистолярного творчества канет в Лету! – сыпал соль на рану Лева. – Сколько сотворили и сколько могли бы еще сотворить. Ого-го-го! Хвала анонимщику-трудяге. Писателям, журналистам столько не сочинить, даже призови они на помощь пеструю и ретивую толпу графоманов. Все равно не сдюжат, не тот размах.
– Рад, что понял меня, не оставил в трудный час, – прослезился Поклепов. – Анонимка, ведь это шедевр, крик вопиющего в пустыне. Она людей психически закаляла, бойцовских характер воспитывала, иммунитет укрепляла. Сильные духом могли десятки анонимок в разные инстанции выдержать, а хлюпики после одной-двух в дурку попадали, а совсем хилые – долго жить завещали. Польза налицо: закалка кадров, испытание на выносливость. Благодарить нас следует, а не отлучать от четко налаженного дела. А теперь народ расслабится, захиреет, заскучает без анонимок.
– Через год-другой вас в Красную книгу придется заносить, – посочувствовал Выдрин. – Редкостный, вымирающий вид. И я без работы останусь– отпадет потребность в моих консультациях. Срочно надо менять профессию.
– А ведь было время, – ударился в воспоминания Поклепов. – Сплошное вдохновение. За ночь столько сочинишь, куда там иному классику, радость сердце переполняла. Почитай, если все собрать и издать, то получится Полное собрание сочинений. До высших инстанций добирался, никому не позволял спокойно жить, почивать на лаврах. Через каждые два года литеры на машинке менял. Правда, однажды соседи, что этажом ниже свое неудовольствие выразили, что мол, всю ночь, как дятел долблю. Пришлось на время передислоцироваться в ванную. Зато потом ударил по ним куда следует дуплетом. Присмирели, зауважали меня, за десять шагов первыми здороваются. Жаль через месяц съехали, обменявшись квартирами– скатертью дорога!. Нового соседа, что этажом выше, старикана плешивого, я сразу предупредил, что притеснений и претензий по поводу стука машинки не потерплю. Знаю, где его собес находится и намекнул, что пенсия у него подозрительно большая, не по средствам живет. Понятливый старик оказался, молчит, как рыба.
– Ты, Артем Янович, чтобы все шито-крыто было купи компьютер, – посоветовал Выдрин. – А еще лучше открой в Интернете свой сайт и сливай туда разные жалобы и компромат на соседей, депутатов и чиновников, которые их покрывают. Будь в авангарде прогресса, широко пользуйся достижениями информационных технологий.
– Меня же тогда, Лева, «вычислят» и затаскают по судам и инстанциям, – вздохнул Поклепов. – Еще под горячую руку заведут дело, арестуют или оштрафуют.
– Кто не рискует, тот не пьет шампанское, – напомнил консультант.
– Ох, как же теперь без работы? Авторитет потеряю, перестанут кланяться и уступать дорогу, – посетовал сочинитель. – Может на другие объекты переключиться? Там траншея не зарыта, в другом месте скамья сломана, детвора на стенах и в подъездах сложные уравнения решает с иксами и игреками. Кошмар, безобразия! Надо срочно сигнализировать, поднимать общественность.
– Лучше организуй субботник, возьми лопату и зарой траншею, почини скамью, с подростками побеседуй, чтобы не сквернословили, почитали старших, – вдруг прозрел Выдрин. – Больше будет прока, чем от анонимок.
– Что ты, что ты?! Я – личность творческая, – замахал руками Поклепов. – Придется, наверное, профиль менять. С жалобами лучше не высовываться, как бы чего не вышло. Решено, буду сочинять благодарности, оды и серенады. Вот только прежние труды жаль, кто оценит мою эрудицию и интеллект?
ДУНДУК
Чабан Ерофей в козле души не чаял. Кличку ему звучную, как удар хлыста придумал – Дундук. Бывало, выгонит отару из кошары в присивашскую, покрытую красноватым солончаком, степь с белыми от соли проплешинами. Обопрется о герлыгу, вглядываясь в белесую даль, где блистал серебром Сиваш, а Дундук тем временем сам управляется с отарой овец. Куда козел пойдет, туда и овцы курчавой волной перекатываются. Поднимая головы, щиплют розоватыми губами жесткий, словно проволока, медно-красный солончак. Так и течет от рассвета до заката время, словно песок в стеклянных часах.
Не нахвалится Ерофей приятелям-друзьям на Дундука: «Правит он отарой, как хан турецкий гаремом без всяких там евнухов». Одну сторожевую овчарку чабан одолжил на прокат приятелю, а вторая часто скучала, пригревшись на солнце. Их функции исправно выполнял козел.
Все складывалось удачно, без потрясений и проблем. Но однажды под Новый год Ерофей благодаря Дундуку попал в досадно-потешную историю. А дело было так. К чабану, питавшему слабость к крепким напиткам (постоянно в куртке весной и осенью, летом в рюкзаке и зимой в тулупе он носил солдатскую флягу с «огненной водой» самогоном) в полдень прикатили на «Жигулях» друзья-собутыльники Иван и Петр. Ерофей и прежде потчевал их бараниной, шурпой и шашлыками. У него, как у опытного чабана, съевшего вместе с бараниной не один пуд соли, был резерв неучтенных ягнят, особенно после окота овец. Поди, пересчитай, сколько голов в отаре, если они на месте не стоят, подвижны, как ртуть.
– Сообрази насчет баранины к праздничному столу, – попросил Петр и достал из багажника две бутылки «Зубровки».
– Будет вам баранина, – обрадовался презенту Ерофей. Тут же с помощью козла-вожака, почитавшего хозяина за заботу и ласку, отбил от отары двух ярочек. Вместе с Иваном Ерофей быстро освежевал ярочек. Вскоре в котле на треноге закипела шурпа, а на шампурах мангала поджарились кусочки ароматного мяса. Разлили водку по стаканам, Петр провозгласил тост за здравие, выпили. Отменная закуска таяла во рту.
– Говорят у тебя в отаре завелся какой-то Дундук? – поинтересовался Иван.
– Да, степь слухом полнится, – оживился чабан, всякий раз испытывая гордость за козла. – Умнейшее создание. Как человек все понимает, только высказаться не может. Преданно смотрит в глаза и блеет.
– Хотел бы я взглянуть на твоего козла-мудреца.
– Это мы живо устроим, для дорогих гостей мне ничего не жаль, – Ерофей поднялся в полный рост, помахал герлыгой и зычно, распугав ворон, крикнул:
–Дундук! Дундук! Помощник мой верный…
Слегка припорошенная снегом степь отозвалась эхом. Во главе отары началось брожение, вправо, вослед за изменившим курс козлом-вожаком. Через пять минут степенно-невозмутимый Дундук с жиденькой библейской бородкой, осознающий свою роль, предстал перед захмелевшими мужиками. В его горделивой осанке, в умных выразительных глазах чувствовались достоинство и непоколебимость. Животное ждало приказаний, а хозяин медлил, ничего путного не лезло в хмельную голову под шапкой из овчины.
– Плесни-ка ему граммов пятьдесят, – предложил Петр. – Пусть согреется, а то борода от холода трясется и дрожит, как заячий хвост.
– Не сметь! – было возразил чабан, но Ивана и Петра, решивших покуражиться, невозможно было унять. Первый из них крепко схватил Дундука за рога и запрокинул голову, а второй влил четверть стакана. Козел мотал головой, отфыркивался, а друзья ржали от потехи. Ерофей, сняв шапку, укоризненно качал головой.
Козел отбежал в сторону к овцами, остановился оторопело, уставился на обидчиков, словно баран на новые ворота.
–Давай на посошок, Ерофей, – предложил Петр помрачневшему чабану. – Не тужи. Дашь ему похмелиться, как рукой снимет.
У Ерофея отлегло от сердца, повеселел и этим воспользовался приятель. Заискивающе поглядел в глаза и попросил: