Виля на него глянул с ненавистью.
— Пустолай. Трапка. Я цябе чапаць не буду, руки пэцкаць. — Плюнул с омерзением. — Сыдзи з вачэй. Пустой язык твой… Без мяне.
Возбуждение спало; в конечностях гул, волнами, пальцы покалывает: как когда пробежишь над пропастью, оглянулся — а мост на соплях.
— Водки взял?
— Взял.
23/ Сестры были, старшая — чуть моложе Гели: но ей приходились племянницы. Эмилия и Энгелина. Энгелина — допёр — то же имя, что и Ангелина; но звали ее Эна. А Эмилия, старшая, тогда женский вариант Амельяна? во как. И — обухом в лоб, всё рассыпалось и пошло заново воздвигаться: Амельяныч не Амельяныч; никакой «дядька», она его в детстве называла. Муж младшей. Первый, то бишь бывший. Заколебёшься в степенях родства!
Приехали они в полдень: на столе места ни покрышки, но еще опять погнали еду шинковать; «городскую». Колбаса. Зизиканье и щебетанье. У одной из сестер — Эмы — мяукающий голос, как в индийских фильмах. Вторая зато очень ничего.
Приехал Аляньчын, в черной коляске: втащил картофеля мешок; еще бутыль самогона и стеклянная трехлитровая тушенки. С Аляньчыном — никаких взглядов. При этом с этой своей бывшей женой они держались примерно так же. Никаких взглядов. Это даже смешно. Деревенский устав един.
Сели все на лавки. Коля съел три тарелки гороха и выпил самогона без счету. Горох был как масло, распадался на языке. Сладковатый, от свеклы, соус. Рот на замок.
У остальных к середине застолья развязались языки. Аляньчын ухаживал за Эной. Анька кокетничала с Аляньчыном. Наблюдал искоса — шестнадцать гнут три: бок о бок; спина к спине; а все-таки он ее не знает, кто она в сердцевине своей и что у нее на уме. От самой ее это скрыто. Геля хлопала рюмку за рюмкой. Бутыль испарялась, как лужица в жару. Вставили водку.
Разговаривали так:
Геля. — Што мама? как ее самочувствие?
Сестры, хором. — Нормально.
Анька. — А вот горох! Попробуйте горох.
Аляньчын (наливая где-то тридцать вторую). — Первую за дам!
Геля. — А як маленькая?
Отвечает Эма — ее дочь, возраста Анькиного, родила теперь внучку — кто кем кому?.. (Вторая, разведёнка, — бездетная.)
— Мяу-мяу-мяу. (Перевод. «У нас всё нормально. Растём и безобразничаем».)
Аня (в восторге). — Котик поха фу-фу накака в госёк!
Улыбаются (кроме Эны — ее под столом лапает Аляньчын).
Геля:
— Як малую назвали, забылася.
Эма и Анька, хором:
— Элигия!
Аляньчын (* удерживая Эну — собирающуюся в раздражении покинуть пир; и наливая):
— Первую за дам!
Аляньчын уехал. Одну из сестер положили в его комнате (Эму).
Аня вручила Коле тюк:
— Неси на чердак.
Пьяным, по приставной лестнице со двора, толкал грудью, последний пас головой — Гол! — ввалился в дверцу. На чердаке сеновал, запах сквозь самогон пробивает. З… з..ачем сено, если н…нет коров. Раскатал одеяла. Чердачное оконце в глубине: вид на реку; если будут стучать внизу — он услышит. …Хуй он услышит.
Она влезла следом.
Коля в алкогольном плывуне навалился на нее. Стали бороться. Разрешение целибата. Ничего не помнил. Заснул, кажется, на середине. Не помнил, как заснул.
Помнил, как проснулся. По ощущению середина ночи. Горох в животе, сбитый в каменный ком; мочевой пузырь сейчас лопнет. Она лежит рядом, дышит ровно.
Одеяло скинул и полез в сене на четвереньках к выходу. Вот лестница. Ступенька, две, три — с четвертой соскользнул.
Колокола в голове понемногу утихали. Трезвым бы сломал руку. Или шею. Шишек набил. Сам себе.
Развернулся набок и пописал лежа, стараясь струю слать подальше: раз… два… три. На спину, поворочался, застегнул. Штаны сырые, обоссался в полёте. Тучки небесные, вечные странники! Собрание сочинений Лермонтова здесь в шифоньере: прочитал всё, четыре тома.
Быть может, за стэной Кавказ
Сакроюс наконэц от вас.
Тынц тынц тырынц.
Тучки небесные!.. — взмолился. Скрипнула дверь. Коля перестал дышать. Как в кино.
Голос сразу не узнал. Разговаривает на чисто русском.
— Ты вот медик. Намешаю мухоморов в суп — кто узнает?
«Мяу-мяу-мяу».
— Тётя Геля, ну что вы такое несёте. Во-первых, мухоморами отравиться невозможно. Самое большое — понос. Я как медик говорю.
— …Или мышьяком, — не слушая. — Ляньчын сказал — маньяк, по глазам видно. Я просила-просила. Пристрели ты его. Ну, случайно подлез на охоте… А не, не может он, на охоте. Ружье незарегистрированное.