— Тётя Геля, ну что вы… (мяу-мяу-мяу). Ложитесь спать. Так ведь просто не делают. Приедет милиция, вскрытие.
— Мож, не будет? — с надеждой. — А мож, перебрал. Ведь бывает?
— Точно сделают. Ай… Подождите, молодые. Она… (неразборчиво). — У меня Лянка малая была… — перешла на шепот.
— Что ты..!
— Пойдемте, я вам нашатыря накапаю.
— Да не хочу ждать… — дверь закрылась, поглощая.
Лежал, как обосранный. Обоссанный, что и в действительности. Вот, алкогольные слезы потекли. Растер лицо грязью. Сел. Вытер и грязь. Холодно. Тучки расчистились, звезды. «Черный ворон» — можно а капелла.
Взял невесту
Тиху скромну
В чистом поле под кустом.
Обвенчальна
Была сваха
Сабля вострая моя.
Калена
Стрела венчала
Нас в той битве роковой.
24/ Светлый денек, тысячу девятьсот восемьдесят какой-то годок. Коля сидит в проеме чердака: ноги на второй от верха перекладине лестницы. Пробует варианты гармонии.
Внизу появляется она. Жест пальцами — к себе.
Глянул — одними глазами. Продолжает свое занятие, наклонив голову, прислушиваясь.
Пришлось ей повыше подняться. Далеко не полезла, остановилась на второй ступеньке снизу.
— Аляньчын предлагает курами торговать!!! — взяла быка за яйца. — Возить в Москву… или в Питер. Там стоят, прямо на вокзале. Мать зарплату получает на птицефабрике… раз в полгода! Все кур тащат. В городе продают.
«Город» — это не Москва и не Питер.
Коля переходит на быстрый бой. Правая рука трясется, как судорога у эпилептика — и в то же время с равномерными тончайшими длительностями, похоже на самое маленькое колесико часового механизма. — Я не буду ничем торговать, — снова расслабленные движения, едва задевая струны — левая просто зажимает весь гриф — ближе — дальше. Вот какая-то музыка…
— Люди в Польшу ездят!
Смотрит в лицо — для чего ей приходится задирать голову. Но больше ничего. Спрыгивает со ступеньки, развернувшись почти в прыжке — спортивно! почти бежит, в дом.
Коля бросает начавшуюся было мелодию. Опять разрабатывает одну руку. Гитару принесла малая. Услышал из комнаты:
— К Коле можно?
только успел сесть; она заходит. Умытая, без косметики.
— Чего в окно не постучала?
— В окно?
— Проехали.
— Я гитару принесла.
— Научить?
— Я умею, — слегка обиделась. — Ты просил.
— Что-то не припомню, чтоб я у тебя что-то просил.
— Лёня Светке сказал, — дальше обиделась.
— Если я пукну — через день об этом услышат три деревни... Ладно. Лёне привет, — взял, положил рядом.
Стоит, не уходит.
— Тебе понравились песни?
— Понравились… — Присела на уголок.
— А какая больше понравилась?
— Про землю…
Перебрал в памяти: — Ну, можно и так сказать, — решил. — Тебе куда принести? когда наиграюсь.
— Полевая, восемь, — обрадовалась. — Это возле магазина…
Сунулась Геля, без церемоний:
— Иди есть, — глянула пронзительно.
— Я пошла, — вспорхнула. — До свиданья, тетя Геля.
Поел куриного супа, помыл тарелку, подумал, не уйти ли с гитарой подальше от дома. Но холодно.
Смотрит с лестницы вдаль: на краю поля маячат кирпичные дома; дальше труба кочегарки. Птицефабрики не видно. Левой рукой за гриф, стал спускаться.
В его комнате, лицом к окну. Недовольная. Куда! — Анжелика в гневе. Ладная какая девушка получилась. Ростом, правда, не задалась — опустил ладони на плечи: локти почти под прямым углом.
— Если хотта это скорая помощь, то пиццикатто — собрание группы «Рух», утешение страдающих.
Дернула плечом.
— Но мысль хорошая, — продолжал. — Можно в Польшу съездить поиграть — поехали?
Обернулась, сбросив руки.
— Мне гаворат, — ударение на «о», — а чаго ён у цябе таки ходзиць? у лахманах…
— Ты скажи — а чё с него взять? с клоуна.
— Я так и сказала.
— Снять? — И действительно, расстегнул молнию.
— Перестань. Если зайдут…
— Ждешь кого-то? Геля на работе. Дом наш.
— Которого никогда не было.
— У меня не было. Мать сдавала. Мне было строго-настрого заказано. Я все равно заходил. Нормальный мужик был, вообще-то. Вроде как диссидент, как теперь понимаю. Я ему посылки получал, он сам боялся.
— …А ты?
— Я не боялся. Вскрытые все, так неаккуратно. Всё книжки мне подсовывал. С самиздатом познакомился в пятнадцать лет. «В ожидании Годо» — ничего не понял. Понял, что так можно.