— А дальше?
— Дальше ничего. Я после армии не вернулся, ты знаешь.
Думала, хмуря брови.
— Ты хочешь к ним съездить?
— К кому? Зачем? Меня никто не искал. Во всесоюзный розыск не подавали.
— Откуда ты знаешь.
— Знаю. Я паспорт делал. Пробили бы данные.
— Ты хочешь дом?
— То же самое: пока не знаю.
— Здесь?
— А что? Лес, река. Ты бы пошла на куроферму работать.
— А ты?
— А я бы играл целый день, а ночью гулял.
— Всё?
Пожал плечами. — Могу малолеток учить. Э! — объехал хмырь уколом егъне жизнь — усё! Есть такая ставка? Клуб?
— Еще?
— Лесником. Давно не стрелял. Даже захотелось.
— Охотником?
— Лесником. Аляньчына — бах! бах! — руки дернулись вверх от отдачи. — При попытке к сопротивлению.
Штаны свалились — так и разговаривал, с висящими на жопе, без трусов, вообще порвались, выкинул. Стряхнул зацепившиеся с ноги.
— Сними это убожество. Платье потом надень — красиво. Раньше тебя в платье не видел.
Она стоит на выходе к полю. Перед ней Лявон, ноги на ширине плеч, живот выпячен — деревенский Бельмондо.
Увидел, поднял руки.
— Я не в окно.
— Тебя Геля звала.
Стоят. Коля смотрит поверх его плеча — в поле. Куроферму ищет.
— Всё? — перевел в глаза.
— А я что? — шел. Она сама. Про одноклассницу спросить — а я что знаю? Все в городе.
Коля сделал жест рукой, айда.
— Дрась, тёть Гель.
Оказались в комнате. Места кому-то одному сесть. Лёня успел раньше. Коля в дверях. У Лёни незаметно беспокойства, держится легко. Лёня — измерительный прибор, показатель его акций в деревне. А нет акций, одна игра воображения.
Первым не выдержал.
— Думал, не позовешь.
— Ты ж не в окно.
— О, — увидел гитару. — Эт чего. У малой забрал?
— Принесла.
— Она тебе принесла?
— У тебя со слухом плохо? — сел куда раньше, на пол к стене.
— Всюду люди, Лявон. Люди не любят людей. Раньше уже думал. Но при этом: пользуются тем, что сделали люди. Как это? Вот, понял: считают — не доводя до ума, просто интуиция — что то, чем пользуются, сделали другие люди. Другие: это значит… иные; просто сообщество внутри большого общества. Сейчас, объясню; например: мы едем по трассе. Шоферы? Это наши друзья. Те, кто сделали дорогу, — тоже. При этом — люди — наши враги. Мы не любим людей. Но это… инопланетное подпольное движение. Оно за нас. Те, кто химию придумал… ты же любишь химию, Лёня?.. можно дальше пойти, потому что всё, чем мы пользуемся — гитара — сам этот язык — нужно перестать разговаривать вообще — сможешь?.. Но я об одном, чтобы не распыляться. Так вот: когда человек слышит песню — с ним что-то случается. Он считает, что тот, кто ее придумал — его тайный друг. Вся эта толпа: они все враги; но каждый считает — а в моем случае — что я им донес привет от ихних друзей. Поэтому мне деньги кидают — а ты думал почему?
— Да я блядь ничего такого вообще не думал.
— О, — щелкнул пальцами. — Вот суть. Я такой, как и вы. Только я об этом думаю. Я не считаю, что у меня друзья. Просто ворую.
Лёня зачесал пятернёй от лба к затылку. Подержался за лоб.
— Завернул, как всегда. — Глянул весело. — Скощу года два — за чистосердечное признание!
Посмеялись.
— Ну теперь, в город поедешь?
— Не поеду. Позорище. Я не про штаны, — кивнул на гитару, — …дрова. Чисто в руках подержать, технику теряю.
Зашла Аня, тоже веселая:
— Чего вы тут поркаетесь? Идите к столу.
На столе опять валом: картошка (которую Аляньчын принес), опять фирменная курица. Хлебосольство тут распространялось на всех, кроме него. Геля вынесла полбутылку: сховала с прошлого. — Як маци, Лявон?
— Вохкает.
Геля скорбно качала головой.
— Дак я ее сколько помню: она ляжыт, вохкает. Потом встанет, усё робит. Потом опять вохкает.
— Велька в город уехала!
— А ты пабалбатайся тут, все зъедут, одна застанéшся.
На Колю вообще ноль внимания — залезть под стол и запеть, как Бобик в гостях у Барбоса.
Пошли воспоминания.
— В баскетбол играли. — Геле: — В пятом классе была… а я в восьмом. — Лёня с полглотка оживился до полной художественности: лёг на стул, ноги раскинул.
Геля улыбалась — скорей, готовилась припечатать — скупо, без умиления.
— Бежит на тебя… такой колобок: косички врастрёп! глаза вытаращит! Малая… як шпендель. Так руки и опустятся. До самого кольца допускали.
— От любви?
— От вдивленья. Никто ж не знал, что такая… вырастешь.
— Я тоже не знала, что ты участковым заделаешься. — Нос сморщился от смеха.