Лежал в темноте. Постучат сегодня в окно или нет?
Дождь. Дождь усилился, стучал в окно.
11/ Часа в три ночи. Сел сразу — уже в привычку вошло.
Распахнул.
Лёня. Всунулся почти до пояса, быстро оглядел камору.
— Малая..? — шепотом. — Вспомнил: сказал, что не спишь с ней.
— Я такое сказал?
— Лезь.
Дождя не было. Вдоль реки и огибая второй дом, где никто не живет, вымок опять почти до пояса.
На дороге ментовский газик с одной включенной фарой. Трое вокруг, курили.
Пока думал, ноги шли, запинки не случилось.
Разглядев их, выбросили сигареты, синхронно полезли в машину, как в кино. Мент, если сложить всех, — вшестеро моложе. Жест Коле: на заднее сиденье; сам вскочил за руль.
Мощно пахло алкоголем и бензином.
Двадцать минут по колдобинам; вдруг выпрыгнули на трассу. На остановке кто-то замахал им.
— Не останавливайся, — вылез пассажир сзади. Лёня тем не менее вдавил тормоз.
— До поварота закинеце?
— А ты куда?
— В Ляўки.
— Дак и мы туда.
Непостижимым образом на заднем их стало четверо.
Мужика выпустили на самом краю.
— Ци то жоўты дом, — проявил тот разговорчивость. — Ци там у вас кончылося?
Водитель махнул, гуляй.
Переваливаясь ехали кругом, полем. Один раз почти в лес заглубились. На него падал всем грузом сидящий слева, когда машина ложилась набок. Вновь замаячили огни.
С возрастом он ошибся: тот, что на переднем с Лёней, — вообще дед. Второй какой-то инвалид. Лёня отстал; пальцем указал:
— Вильям (или — Виля: не разобрал), важный человек! Тракторист. Если надо… ну, лесину приволочь, ищи до обеда. — Говорил в полный голос. — После двух он спит, — заржал.
Третий, что сидел рядом с ним, шагал впереди всех; постучал кулаком, сразу вошел.
Большая зала: целая зала — просто дом без перегородок. Половики дорожки сбиты в кучу. У печки колесили две бабы: то ли плясали, а может, что-то искали. Возраста Гели, но сохранились хуже.
+ две девочки за столом. Отросшие черные у корней волосы; глаза подведены до самых висков. Эти девочки из вчерашней компании, узнал. При всем антураже, и вчера и теперь, во всей чудовищной раскраске они умудрялись выглядеть скромными.
Лёня прошел до печки, не раздеваясь.
— Что, Эфка? Показывай свое запрещенное производство. Пришли конфисковывать тебя. Вон, понятые.
— Яка я те Эфка! И нету у меня для вас ниякага производства, — баба в гневе навернулась грудью на стол на миску с капустой.
— Тише разговаривай. Читала в газетах? Коля Гималайский, лидер преступной опэгэ? Так вот это он.
Тетка вгляделась — но от многодневного пьянства глаза закрывались, махнула рукой.
Мужики между тем у двери, скидывали сапоги. Дед первым на лавку, седая борода, уцепился за ближнюю.
— Ай… дядя Федя. — Девочка проворно пересела.
Вторая баба, с бочкообразным колыхающимся туловищем, вдвинулась на ее место, прильнула к деду. — Федор Данилыч. Спиртку принесли?
— А нешта я тябе не узнаю.
— Так я Томка.
— Томка, што ль?
— Увези ты меня в город на скорой помощи — а то я не уеду!
— А вот Лёв тябе увязе… на машыне з мигалками. — Дед затрясся от смеха.
— Хватит брехать, — четвертый мужик вышел на центр, брезгливо ступая, обогнул липкую лужу. — Эфа, — тряхнул за плечи наладившуюся спать. — Налей.
— Что я тебе налью?
— В подпол сходи.
— И там нет ничего! — прихлопнула по капусте в сердцах.
— Так в магазине возьми. Запиши на меня, — в спину. Баба молча покачалась к двери — прямо во двор босиком — нет, сунула сапоги на босу ногу.
— Вчера отмазался. — Лёня шатнул стол: сверху за гриф. — Сыграешь.
Гитара тоже вчерашняя. Подтянулись девочки, сели за Лениными плечами — справа и слева, как коты.
— Ты меня сперва накорми, баню нагрей, тогда я может еще подумаю, играть или нет.
— Что думать? Мы вон думали — вон, Марцынович. А они тоже думали. Не ломай целку. Вот можешь, про уток?
— Руки. — А пальцы уже пробовали сочетания, одновременно перебирал: что бы такое, чтоб их сразу высадить. И что бы самому хотелось?
Тарарарара, тада, тада-там. Тарарарара, тада, тада-там… Па-пара-па… пара-па… опа-рапа… пара-па…
Хиппи вышли на работу.
Взяли по бензопиле.
Сталкер взял два пулемета:
Ох, не жить нам на земле —
Щас гаркнет!
О, бэби — щас гаркнет.
— …Н-да. А про уток. Можешь?
Дед смотрел лучисто, кажется, даже подмигнул. Худший инструмент, на котором приходилось упражняться в жизни. Содрал пальцы в кровь.