Ввалилась Эфа с двумя бидонами, не хватало коромысла.
— Это что.
Грянула на стол, потеснив остатки пищи. Марцынович, сняв крышку, понюхал, констатировал:
— Пиво. Я просил водки.
— Где-те я возьму водки? Водка по талонам.
— А где ты взяла пиво?
Тамара распихала всех локтями, присосалась к бидону, лия на горизонтальную грудь. — Фуух! — отсасываясь. — Танец! Дамы приглашают кавалеров. — Схватила мужика в охапку.
Тот отодрался. Маленький Вильям лил во все чашки, наклоняя обеими руками, расплескивая на стол.
Он выпил стакан, потом другой, зажевал салом. Живот будет болеть. Пиво, сильно разведенное, вкус едва угадывался.
Мужик мучил девочку. Одной рукой закусывал, другой шарил по туловищу, усадив себе на колено. Девочка соскочила.
— Больно же! — отбежав к двери, с возмущением.
— Не девка, — разочарованно. Встретил его взгляд:
— Балалайка.
Ну он был и напряжен эти дни. Он и не помнил, чтоб так расслабляло — димедрола, что ли, намешали.
— Сыграй.
— Про уток?
Мужик встал с лавки и передвинул стул. Растопорщился, как лягушка: локти вдвинул в колени, кулак в кулак.
Естественное движение, внятное всем, кто играл на толпу: опереться на деку, почти под мышку, конец при этом описывает небольшую дугу — вправо вверх. Гриф теперь смотрел тому в лоб.
— А ты что такой.
— Слушай музыку. — Ра-та-та-та та… рам.
Мужик поразмыслил. — Балалайка…
— Фантазия кончилась?
— Я тебя спросил.
— Ты пока ничего не спросил.
Марцынович схватился за гриф.
Был готов к такому повороту событий: подал вперед-назад. Колки оцарапали тому руки.
— Осторожно, ёжик. Лапы попортишь. — Выпустил инструмент и успел увернуться, теперь надо было ломить сбоку — а от маленького не успел. Увидел себя на полу. В ухе звон. Вильям рубанул вниз сведенными кулаками.
— У меня дочь такая! — рычал Марцынович, отпихиваясь от Томки.
— Такая? — почти ослепленный, кинул с пола на девочку.
В четыре ноги работают — выцепил глазами Лёню. Лёня, брейк. Лёня: наблюдал; вмешиваться не торопился. Храбрая Тамара поливала танцоров пивом. Случилась куча мала. Рухнули — все, кроме Вили.
Выполз — выкатился к выходу; царапая стену, встал.
Девочка у двери, толкнул на улицу.
Держался за угол. Ни грядок, ничего. Дом желтый.
Темно.
Никто не вываливал за ними наружу.
Отдыхивался через рот. Блевать при девочке не хотелось.
— Ты знаешь, как идти?
— Тут двенадцать километров, — сказала девочка хрипло.
— Я думал, тридцать пять.
— Э, объ-ехало гилмырье скуженьё… Ну! — грянули в доме.
12/ Темно, как во сне; месил ногами дорогу, всё на одном месте.
— Гитара моя, — проныла девочка.
Встал.
— Надо вернуться.
— За гитарой?
— …За подругой твоей. — Вдохнул…
Как бы сделать. Они может не шелохнутся от неожиданности. А могут добавить, Вильям, тракторист, какой быстрый, с двух спит — а до двух? Хуячит всех, кто попадается на дороге, Алеша Попович… Он не дойдет, если сейчас обратно.
— Ты что, спишь? Она с Лёнькой.
— А Лёнька знает, что она с Лёнькой?
— Она тебе понравилась?
— Он мент?
— Кто?
— Марцынович. Начальник его?
— Марцынович не мент. Он бухгалтер.
— А Алявчын у вас тогда кто? Пчеловод?
— Идем уже. Она с тобой не пойдет. Она с Лёнькой.
— Ты волков боишься?
— Я их ни разу не видел.
— А ты правда бандит?
— Не пори ерунды.
— А у тебя есть знакомые бандиты?
— Были; все вышли. Они мало живут. Что у тебя в голове? Видика насмотрелась?
Остановилась.
— Ну давай.
Темно.
Он взял ее за плечи и поцеловал в губы. Она ответила. Минуту обшаривали друг другу рты.
— Ты хорошо целуешься. — Отстранился. — Тренировалась?
— Ага, с котом. Давай еще.
— Меня стошнит сейчас. — Увидел, как изменилось лицо. — Ты что, не заметила, что было? Вы тут все какие-то бесчувственные. А завтра Лёня мне в окно постучит.
— Ты такой трусливый.
— Я здесь один. А вас две деревни.
— Ты потому, что он сказал? Он врет. Мне шестнадцать лет.
— Я тебя на десять лет старше.
— Просто я не такая красивая, как она.
12/ Когда Коля вышел — не с реки, с поля — светало. Дорога кончается, по земле к дому. И раз, она навстречу.
— Ты куда?