– Ребята, думаю, ваш ждет повышение по службе, по крайней мере, я буду рекомендовать, – заговорил после некой прикидки Холмгрен. – Завидная точность мысли и знание предмета в сфере, чье значение трудно переоценить. Если уход ВВП в 2024 г. – реальная перспектива, то наше стратегическое планирование, включая военные бюджеты, претерпят существенные коррективы. Ведь нынешний хозяин Кремля откатил американо-российские отношения в дремучие шестидесятые, пусть, в известной степени, риторически. Только… как мне вашу, ребята, метафизику Джо продать, зная, что президенту больше страницы не осилить, а в нашем активе – сплошные обобщения и гипотезы; экскурсы в подкорку не самого умного на свете парня не подменят, условно говоря, выдержек кремлевской переписки. Генералы даже слушать не захотят!
– Разумеется, господин Холмгрен! – верноподданнически поддержал шефа Стеймацки, минутой ранее представленный к повышению. – Пока референдум по иммунитету в России не объявлен, у нас нулевой цикл. Вы правы, торопиться некуда, но откладывать в долгий ящик тоже нельзя – Белый дом не поймет, если мы последуем за процессом, а не предвосхитим его. Так что, никуда не деться, придется наши выкладки в уши Джо вложить…
– Эка ты хватил, Пол, – предостерегал Холмгрен. – В уникальности инфы госсекретаря вначале убедить надо. Субординация – королева бюрократии. Блинкена не перепрыгнуть, как бы не хотелось сократить маршрут. Но не суть. Можно сколько угодно раздувать меха сенсации через СМИ, сетевые форумы, но административный ресурс пока правит бал. Чем больше тяжеловесов власти в загашнике у политического проекта, тем выше шансы на его успех.
– Кто бы спорил! – согласился Стеймацки. – Блинкен – первая инстанция, понятное дело…
– Ладно, будем закругляться, – сворачивал повестку Холмгрен. – Так вот, чем дальше я погружаюсь в проблему, тем больше охватывает чувство: плебисцит, сводящий подсудность ВВП к фактическому нулю, вряд ли его удовлетворит; президент России точно пучок нервных окончаний – малейшая социальная подвижка откликается у него паническим задействованием всех членов. Огромный контраст между его публичным образом – уверенного в себе крепкого парня – и содержанием, то есть сущностными характеристиками персонажа. Оказалось, не рядового алармиста, а жертвы каверзного синдрома – маниакального недоверия к окружающему миру, даже к своим искренним сторонникам. Так что, на мой взгляд, при всей привлекательности референдума о неподсудности хозяин Кремля на него не пойдет, сочтя его недостаточно надежным инструментом. Но… позабудем на время о референдуме. Значимость вашего, ребята, исследования в том, что настрой президента, якобы уйти в двадцать четвертом, весьма похоже, имеет место быть, возникни лишь нужные предпосылки. В связи с чем нахожу сделку «ядерный чемоданчик-австрийские гарантии неподсудности» пока безальтернативным для обсуждаемого лица вариантом. Но тут прорисовывается: почему бы упомянутую формулу в узком кругу «Большой семерки» не обсудить, проинформировав для начала Белый дом? Странно, что коллеги из Лэнгли до сих пор держали инициативу на паузе. Кстати, когда Куршин снова выйдет на связь?
Энди Стецько несколько секунд безмолвствовал, точно переваривал вопрос, но в конечном итоге развел руками.
Глава 4
Селеста, Эльзас, Франция, 30 апреля 2021 г.
Алекс Куршин на старости лет подженился, в смысле предпочел отношения случайным связям. Да еще под одной крышей, бывшей временной для обоих. И, как это у таких скреп водится, с обозом физлиц и незакрытых счетов.
Моцион семейной ячейки сочился идиллией удавшегося, бережно сложенного очага. Энергия тихого обожания пробивалась и через маски, закрывавшие лица микроколлектива, то и дело менявшегося местами. Ольга и ее дочь Ксюша попеременно брали Алекса под руку, исполняя внешне теплый, но все же не вполне естественный ритуал. В нем Алекс был однозначно ведомым, пусть уступившим себя добровольно, а скорее, с удовольствием.
Если прекрасный пол в той раздвижной связке смотрелся предельно собранным, преисполненным важностью задачи, то Алекс транслировал глуповатую покорность, ничуть не походя на фигуру геополитических игр. Казалось, он во власти покровителя жвачных, внушившего своему подданному умиротворенность стойла.
Все, однако, было несколько по-другому. Алекс действительно попал в оборот двух особей женского пола, сдувавших с него пылинки и закармливавших от души, да еще в него влюбленных. Одна – как тонкая, богатого внутреннего мира женщина, с ее слов, встретившая мужчину ее жизни, другая – как дитя нулевых, зацикленных на нужных, сулящих пользу людях. Между тем глуповатая сытость в лике Алекса – не более чем заставка уныния. Ведь он хандрил – и не вообще, «на погоду», а как посрамленный эксперт. Часом ранее он просмотрел фильм Христо Грозева о взорванном в Чехии офицерами ГРУ складе боеприпасов, прочих «прелестях» российских властей, пусть не перевернувший его представления о ВВП, но девальвировавший собственную самооценку.