Голос Беримира надломился да совсем стих.
Северин отложил ножницы, на старика взглянув. Тот с тоской за ворожеей наблюдал.
- Откуда ж ты знаешь это всё, старче?
- Я после пришел, Радмилушку проведать да помочь. Только чем старость молодости невинной помочь может...
Чувствовал Северин горе и слабость в словах этих, но и злоба в них была, хоть и далекая, как туча грозовая на горизонте.
Обернулся дед к парню да с внезапной суровостью молвил:
- Тогда она заступилась за обидчиков перед Хозяином Леса, с рук им это сошло. Но знай: коль ты ее обидишь - перед Лешим ответ держать будешь.
Не ожидав от кроткого старика такое услышать, Северин остолбенел. И в мыслях не было ничего дурного, и дед это понял по виду чужестранца. С места поднялся, больше на слушателя не глядя, да из избы вышел.
- Пойду я, силки проверю. Бывайте.
Взглядом деда Беримира проводив, Радмила закрыла кадку, в дом ее занесла, и вдруг снаружи шаги послышались. Откуда ни возьмись к дверям немедленно Баюн прыгнул, три раза вдоль порога прошел и сел в сенях, на гостью новую глядя.
По тропинке из деревни к избе ворожеи статная женщина вышла, наряд синий издали видать. Кружева да вышивка, бусы янтарные, браслеты бронзовые - только старостиха такую роскошь себе позволить могла. В руках какой-то сверток и корзинку женщина несла.
- Ясного денечка, Радмила, - чуть поклонившись, молвила она в пустоту избы. Ни жив ни мертв чужестранец - прямо на него беда смотрит-улыбается.
Прикосновением легким успокоив Северина, ворожея вышла из дома.
- И тебе ни пылинки, ни тучки, Пламена.
Старостиха и не видит ничего. Глянул северянин на кота - тот глаз от сельчанки не отрывает, хвостом себя по бокам бьет: морок наводит.
«Так вот что доброхожий делает!..»
Пламена сверток Радмиле вручила.
- Вот. Мой Вышемир и Военег с торжища наконец-то вернулись, много чего привезли. Вот и тебе в благодарность - отрез большой, на два платья хватит. Без тебя всю свадебку бы по домам сидели из-за мороза-то. А так - хоть и зимой, а все ж на воздухе погуляли.
- Спасибо.
- Вот еще тебе яблок лукошко. Хорошо в подполе сохранились - как ты и говорила. Это я заранее. Голуба-то понесла. Как время ей рожать настанет, за тобой пошлю - огради ребеночка от болезней.
- Хорошо, Пламена, я приду.
Не успела старостиха в березняке скрыться, Радмила уж в избе ткань льняную расстелила и резать начала. Северин за девицей краем глаза наблюдал, бороду сбривая. Мигом хозяйка огонь на воздухе развела, порошки да смеси вынесла, намешала варево пахучее, оба отреза в жестяных тазах замочила - красить принялась.
Уж довольно времени прошло, и Северин отложил инструмент, себя в зеркало оглядел. Ни щетинки не оставил, топорщащиеся волосы, как у медведя бурые, чуть пятерней расчесал, примял. Вновь стал таким, каким на войну ушел.
- Всё зелья варишь, - послышался из-за стен грубый голос, на который Баюн заругался-заурчал. Парень глянул наружу: стоит в паре шагов перед ворожеей долговязый мужичок, вроде и не стар еще, а годков чуть поболе будет, чем Северину. Хмельным ветром гостя колышет, как ковыль степной, заставляет с ноги на ногу переступать. Одежда не шибко богата, в опилках и пятнах вся.
Радмила молчала, плотно уста сомкнув. Видно было, как плечи ее напряглись.
- Вижу, уж теща тут побывала. Плешь своим торжищем проела... А ты все одна? Дед опять в Погань подался?
- Вернется скоро. Не боись.
Закивал головой ремесленник - вот-вот, казалось, волосы соломенные как сено с головы посыпятся.
Радмила от работы не отрывалась. Загляделся на нее Северин, замечтался. Запястья тоненькие, плечики худенькие, а быстро варево мешает. Лоб чуть наморщенный - тяжело работа дается. На шейке росинкой сверкает капелька пота, под воротник платья серого спрятаться спешит, за собой блестящую ниточку оставляя. Грудь высокая часто, да ровно вздымается. Волосы русые на солнце золотом горят. «А ведь и правда, одна совсем. Ни родича, ни заступника рядом». Верно, те же мысли и у гостя были, двинулся к ней неверным шагом. Ворожея глаза на него подняла, крепко жердь, которою раствор мешала, в руках сжала, на тартыгу глядя.
Долго не раздумывая, Северин взял нож в руки и к выходу направился - долговязого проучить, да застыл на месте.
- Шел бы ты домой, Военег. Голуба тебя, чай, заждалась.
Глаза зеленые распахнулись широко - огненные искры из них посыпались. Волосы из косы повыползали, змеятся вокруг головы - тянутся мужичка схватить. Моргнул Северин, помотал головой, и пропало наваждение, а Военег попятился, в ноги плюясь.
- Чтоб тебя, приблуда...
Спотыкаясь, побрел пьяница к деревне, не оглядываясь.
Вздохнула Радмила, жердь отложила, лоб утерла рукавом. Дрожь запоздалая девицу передернула. Почувствовав на себе взгляд, повернулась ворожея к Северину, нож заметила. Поняла, что чужеземец на защиту выйти хотел, разрумянилась.
Обратно нож на стол положив, парень на стул опустился. Заскрипела спинка, затрещали деревянные ножки - так и повалился Северин на пол. Не понял, как всё случилось, в растерянности на Радмилу взглянул, а та рассыпалась смехом заливистым. Впервые улыбку видел у нее на лице парень, сам расхохотался так, что щеки задрожали с непривычки, нервы на лице задергались, глаза заслезились.
Подошла ворожея к Северину, руку подала, помогла подняться.
- Не ушибся? Спину береги.
- Уж моя спина покрепче стула будет.
Глядят друг на друга, будто и не встречались до этого вовсе. Радмила голову на бок склонила, лицо северянина разглядывала. «Что ж ты за печали в себе таишь? Радоваться жизни ты умеешь, и меня развеселил. Не может быть такого, чтобы ты всё за смертью по пятам ходил». Как увидела седину, тотчас улыбка растаяла.
- Ну, вот! Совсем другое дело, - снова строгий тон голос приобрел. - Хоть на человека стал похож.
Северин ухмыльнулся: в первый раз похвалила.
«Ох, и дед, ох, и Беримир...»
Потянулся было за яблоком к лукошку, как ворожея его одернула.
- Погоди.
Взяла плод ароматный, шепнула да подула на него, в руки парню обратно вложила.
Северин рожу скорчил.
- А без этого никак нельзя?
- Яблоки Пламена принесла - сам ведь видел. Их пастушонок и Военег собирали. Ко мне они тогда приходили, просились стадо на ближнее поле за шиповником вывести, я запретила - пусть в роще скот пасут.
- И что же?
- Они Лешего боятся, вот и на меня серчают. Яблоки эти обидой пропитаны.
Отойдя, Радмила начала щепки с пола подбирать.
- Оставь, - сказал Северин. - Починю. Я плотницкому да столярному делу обучен - в деревянном цеху до войны работал.
Снова улыбнулась ворожея. «Оттаяло сердце нелюдима. Скоро поправится совсем».
- Ну, вот и работа для тебя нашлась. Не все же тебе бездельем маяться.
Глава 5
Вечер теплый, ласковый. На подоконнике еще нежатся лиловые лучики заката. Пиликает сверчок в траве под окном, игривое пламя потрескивает дровами в очаге. Чиня скамеечку, что дед Беримир на днях притащил, Северин прислушивается к словам песни Радмилы. Скоро пальцы девицы иглой работают, лоскутки цветные да вышивку к ткани черничной пришивают.
- В край лесов безбрежных смело уходи,
Коль беда вдруг встанет на твоём пути.
В этой тёмной пуще тот приют найдёт,
Кто с открытым сердцем на поклон придёт.
Там Хозяин Леса суд земной творит,