Третий круг обошла ворожея вокруг кургана. Тьма глаза застлала, вода уши заложила. Мерещатся глаза Бесовы со всех сторон.
— Слушай, лешачиха, что скажу: не пройдет и года — сгинет твой Белокрай! Сгинет из-за тебя! Берегись пролитой княжеской крови, берегись седин молодых, берегись гостей прошеных. Слово мое — твердь земная, воля моя — поток ледяной…
Угомонилось роковое место. Тишина повисла над проклятым полем. А Радмила все не перестает шептать:
«Не бывать этому! Жизни лишусь, а тебя не выпущу! Слово мое — твердь земная, воля моя — поток ледяной».
Спит Белокрай безмятежным сном, под надежной колдовской защитой.
Глава 2
Утренний туман, невесомой периной укрывший поля и луга в предрассветный час, нехотя уползал за заросли уже успевшего вымахать за месяц борщевика — уползал подальше от суетливой сельской жизни в Поганую Пущу. Уже проснулись жаворонки, робко начавшие свою песнь, а в темном бору стояла неизменная тишь, среди которой, бывало, чудились странные шорохи, вопли и вздохи — не зверь, не птица и не человек. Никто в Погань не ходил ни по ягоды, ни по грибы, охотничьим делом промышлял разве что только дед Беримир, и то — рогатину в руках носил лишь для виду. В годы его за дичью не побегаешь, но старик все равно расставлял силки да капканы на звериных тропах, проверял их каждое утро. Страх леса был чужд последнему старожилу Белокрая. В памяти Беримира сохранились те времена, когда на месте яблочной деревушки было топкое болото, и бродил по нему, путников заблудившихся поедая, смрадный зверь…
Поправив заплечный мешок, старый охотник повернулся к Поганой Пуще и поклонился в пояс.
— Благодарствую.
В руках он нес трех зайцев, попавших в капканы. Одного оставит себе, двух обменяет на муку да яйца или еще на что. Голодному не быть — и на том спасибо.
Тропы безопасные от Белокрая к лесу знали только двое — дед Беримир и Радмила. Все дорожки, что вели прочь от селений — в лес ли, к пруду ли, — шли мимо хижины ворожеи. Знали люди, что без ведома Радмилы никому за границу было не пройти, да и не ходил никто — уж больно много всякой нечисти водилось кругом, и только колдовство да заговоры спасали крестьян от напастей. Без магии ни одна беда не обходилась, отчего ворожею и сторонились, внемля пересудам, а все ж за советом к ней ходили.
Вьется тропинка меж кустов дикой вишни, ведет старика к одинокой избе у березовой рощи. Золотом блестят белые стволы в рассветных лучах.
Из дома вышел большой белый кот — первым почувствовал приближение гостя. Собиравшая неподалеку полевые цветы Радмила обернулась на мяуканье.
— Зори ясной, Радмилушка, — улыбнулся дед Беримир. — Сытной трапезы хозяину дома, — кивнул он коту, на что Баюн благодушно прищурился.
— И тебе здоровья, дедушка. Смотрю, Хозяин Леса нынче благосклонен.
Залюбовался старик девицей, пока та к нему навстречу шла с букетом. Прежняя ведунья, что все старкой величали, никогда как простой человек ни одну травинку бы зазря не сорвала — только все с позволения Хозяина, самого Лешего. К смерти своей старуха совсем нелюдимой стала, вот-вот бы в ягу обернулась или в жальницу, что детей по ночам крадет, в ученицы никого себе не брала, пока не появилась у ведуньи в избе молчаливая девчоночка. Откуда взялась — до сих пор в Белокрае никто не знает. Слухи ходили, будто Радмила родом из чуди; кто-то судачит, что Леший ей отец приемный — все блажат на кровь нечистую. А по девице и не скажешь — краса-яблонька. Вот только не улыбается совсем.
— Это да, уж скоро бока отъем!
Девица оглядела старика пристально, склонила чуть голову набок:
— Как твоя нога, дедушка?
— Да ничего, не обижает. Давеча ветрило сильный был, так хворь мимо прошла — помогает твоя мазь.
Радмила вздохнула, недовольно покачала головой.
— Дед Беримир, чай не первый день говорим с тобой. Зачем же ты мне врешь?
Смутился добрый старичок, глаза в сторону отвел. Не проведешь знахарку, опытом умудренную.
— Да ведь это… Не серчай, Радмилушка.
— Давно мазь закончилась? Завтра утром еще принесу, а сейчас — пока так.
Ворожея подула на лоб деду, что-то шепнула неразборчиво.
— Приходи заранее, не терпи боль.
Блеснули слезинки в стариковских морщинках, бежавших от уголков глаз. Никто так не заботился об одиноком Беримире в Белокрае, как Радмила. А ведь у нее вся деревня под крылышком, все равно не уследить за всеми — кто-нибудь да попадет впросак.