Капитан удивленно присвистывает и рассматривает внимательнее «мясорубку». Хотя что там разглядывать? Конструкция довольно примитивная…
Коллеги, как дети в Рождество у елки с подарками, возятся с поделками «мертвых» у контейнера, а Боб решает вздремнуть — в его обязанности входит непосредственный контакт, поэтому нужно быть отдохнувшим. Тем более, после наглядно продемонстрированной технической грамотности объектов исследования.
Последующие тридцать часов Стравински только и делает, что пьет, ест, спит — он старается не думать про дикарей. Нужно иметь непредвзятый взгляд на вещи.
А затем мобилбейз прибывает на базу.
Шлюзование, быстрый медицинский осмотр.
Шериф находит Боба и торопит:
— Профессор, надо спешить, времени мало. Буря уже закончилась, как только пыль осядет — дикарь уйдет. Не факт, что мирно…
И сует жестяную баночку.
— Я доктор наук… Что это?
— Ментоловая мазь.
— Для чего?
— Вы трупы в стадии активного разложения препарировали? Нет? От них такой же запах, как от нашего «мертвого». Гы-гы, — смеется Делейни, — только сейчас понял, что данное вами прозвище актуально.
Стравински прячет баночку с мазью в карман — полоски ментола под носом при контакте могут помешать. Стоит вообще исключить всю инородность. Он просит у шерифа принести банки с «колхозным скафандром» и мажет свой голубой комбинезон похожей на плавленый гудрон смесью. Немного подумав, грязными руками оставляет следы и на лице. Возможно, что его вид у дикаря вызовет иронию или смех, главное, что не отторжение чужеродностью.
Кроме «мертвого» в кают-компании никого нет.
Из-за закрытой двери слышится хриплое пение. Стравински прислушивается к словам:
Ай, солнце, свет-бирюса, схоронил в позату лету.
Ай, домовинку да тесал, сбоку зарубал, по кому нету.
Полотенце под шеломок да причелинки кружевны свесил.
Ай, на погост на себе нес, место выбирал — весело глазу.
Ставил супротив, да на свой рост, вдвое высоко — углядишь сразу.
Ты ба обожди ба покадо тут — ма-аво часу…[2]
«Ну, с богом!» — думает антрополог и входит в помещение.
На диване, подложив под голову видавший виды рюкзак, лежит бородатый мужчина неопределенного возраста в неопределенного вида одежде — какая-то смесь восточного халата и стеганого пальто с капюшоном. На столике перед ним несколько пустых бутылок и россыпь пищевых пакетиков с тубами.
Завидев вошедшего, дикарь приветливо улыбается, показывая пару оставшихся спереди зубов, и привстает с ложа.
— А, гости в дом — печаль вон! Ну, проходь, человече, седай, компанию составляй. Чой-то рожа незнакома… Давай здоровкаться! Меня Морозом кличуть.
— Я Боб. Боб Стравински.
— Ну, Буба, сам в буфете поищи, чего осталося, но сумлеваюсь, что шибко много — долгонько здеся зад плющу. А чо наруже — не в курсах?
— Да буря почти закончилась, пыль садится…
— Ну, стал быть, скоро в путь — загостился у буржуев. Вот лыжи навострю и айдахом по буерахам. А то, зырю, уж рожи кривят — надоел им хуже камней почечных. Передавай Женьке Делену, шо Мороз прощевался по-человечьи…
Стравински, конечно, некий запашок от дикаря ощущает, но не так тот отвратителен, как помянутый шериф Делейни описывал. Скорее всего, за время непогоды Мороз помылся здесь в раковине, почистился.
— Мороз, прошу прощения, можно с вами пообщаться?
— Со мной-то? Чего бы не?
— Я исследую русскую культуру: как она влияет на выживание. Вы бы могли мне помочь в исследовании?
— Следак, стал быть? А чо же не помочь, ежели просишь по-хорошему. Долго? А то мене ишо на зимовье чапать.
— Не очень долго. Ну, так, поговорим немного.
— Давай. О бабах?
Стравински смеется:
— Да хоть и о бабах… Был у меня приятель в университете, все мечтал себе найти русскую жену. Сам он — итальянец. Я у него спрашиваю: «Почему именно русскую?»
— Ага, и я фигею — своих, чо ль, бабцов нема?
— Ну, так он и говорит, что русские женщины — самые покладистые и сообразительные жены в мире. Это так?
— Не без того — нычки находють с полплёва, посему надыть делать ишо обманки.
— Нычки?
— Ага, затарки. Шоб всегда быть.
— Э-э, кем или где быть? Сорри…
— На коне и с прикупом, дурила.
— На Марсе есть кони?
— Ихнего брата где токма нетути…
— Понятно, оборот речи… Я так понял, что мужчины должны быть сообразительнее женщин?