Больше всего ее занимала мысль о том, как объяснить все Йонатану и Сане, чтобы они поняли. Это были ее любимые племянники, почти ее дети. Своих у нее никогда уже не будет.
Дядя Хильдинг умер.
Дядя Хильдинг упал с лестницы и сломал себе шею.
Лиса Орстрём зашла на кухню и поискала там кофе, приготовленный еще утром. Она рыдала. Полицейский, который приходил в больницу, рассказал ей немного больше, чем полагалось. Теперь она знала, что бритоголового, который забил до смерти ее брата, того, кого она опознала на фотографии номер тридцать два, зовут Лангом. Он был боевиком мафии – тем, кто «решает проблемы»: угрожает, выбивает долги. Это его работа.
Она также узнала, что он уже несколько раз сидел за нанесение тяжких телесных повреждений, но всегда меньше, чем заслуживал. Такие у них методы: они запугивали свидетелей, и те в конце концов меняли свои показания.
Йохум Ланг неподвижно сидел в автомобиле возле входа в Южную больницу. Слободан, конечно, корчил из себя «большого босса». Отправляясь в клинику, он всем своим видом старался показать: он крутой, он вытащит Йохума из дерьма, в которое тот влип по собственной глупости. «Ну да, – думал Ланг, – и на старушку бывает прорушка. Рано или поздно наступает такой момент, когда тебе надо идти и уродовать парнишку, а тот стоит и умоляет, чтоб ты его вспомнил. Он думает, что ты его забыл».
Он перегнулся к водительскому сиденью, повернул на пол-оборота ключ и взглянул на загоревшиеся на панели часы.
Двадцать минут.
Надо думать, Слободан ее уже отыскал и теперь беседует по душам.
Лиса Орстрём стояла на кухне, облокотившись о раковину. Кофе был крепче, чем следовало, но она его все равно выпила, радуясь, что наконец-то может глотать. Между тем она еще не осмотрела и половину своих пациентов. Да, утро выдалось напряженное, и денек будет долгим. Она уже было поставила чашку на стол, когда в кухню вошла встревоженная, раскрасневшаяся дежурная медсестра.
– Может, тебе лучше пойти домой?
– Одна я не пойду, Анн-Мари. Боюсь. Побуду пока тут.
Медсестра покачала головой:
– У тебя на глазах умер человек. Тебе надо хотя бы обратиться к психологу.
– Тут каждый день кто-то умирает.
– Но это был твой брат.
– Мой брат умер уже давно.
Медсестра посмотрела на нее, осторожно коснулась своей пунцовой щеки и сказала:
– Там тебя ищут.
Лиса встретилась с ней взглядом, допила остатки кофе и спросила:
– Кто?
– Не знаю. Но мне он не нравится.
– Пациент?
– Нет.
Медсестра присела за стол и положила руку на пластиковую скатерть в белую и красную полоску.
– А что ему надо?
– Он мне не докладывал. Хочет с тобой поговорить. Так он сказал.
Она села к столу рядом с медсестрой, и в этот миг пол содрогнулся у них под ногами, а чашки в шкафу жалобно звякнули.
Было такое ощущение, что здание клиники вздрогнуло.
Она знала уже, что часть больницы закрыли и всех оттуда вывели, но не знала почему. И только сейчас ей в голову пришла мысль о бомбе. Она, конечно, раньше никогда не бывала там, где взрываются бомбы, но ничего другого не могла себе представить.
Йохум Ланг вновь повернул ключ зажигания. На этот раз он включил дворники, чтобы видеть, что творится на улице. Такой уж денек выдался – дождь наверняка будет лить до самой темноты.
Все произошло неожиданно.
Он отчетливо услышал, как в больнице что-то глухо грохнуло. Резко повернувшись, он вперился взглядом в залитые дождем двери клиники, силясь хоть что-нибудь за ними рассмотреть. То был взрыв, он уверен. Этот звук ни с чем не спутаешь.
Он думал, что взрывов будет несколько, но ошибся.
В больнице снова наступила тишина.
В помещении было слишком светло. Эверт Гренс уже раз сто проклял лампы в прозекторской, где располагался их штаб. Он раздраженно пинал каталки и столы, которые попадались ему под ноги. Только что он слышал по рации взрыв, разнесший на куски человека, и отчаянный крик Свена. «Чертовы лампы, – думал он, – я больше не вынесу этого света, как бы их вырубить?» Он присел было, но тут же вскочил, бросился к Херманссон и Эдвардсону и повернул выключатель на стене.
Света и так достаточно, и Эверт с облегчением снова принялся расхаживать по прозекторской. Хотя бы несколько минут передышки. Без взрывающихся тел. Без этой гадины, которая угрожает людям. Хотя бы несколько секунд. Лампы, нервное напряжение, темнота, выключатели… Он должен думать. Размышлять. Чтобы двигаться дальше, ему нужно хорошенько подумать.
Он остановился в углу, где все еще стоял с наушниками в руках Бенгт Нордвалль, положил руку ему на плечо и произнес:
– Пора звонить снова.
Тряска закончилась так же внезапно, как и началась. Лиса Орстрём все еще сидела у кухонного стола. Она накрыла руку медсестры своей ладонью и спросила:
– Анн-Мари!
– Да?
– А где он?
– Около твоего поста. Честно говоря, он меня напугал. Не знаю уж чем, но… Сначала Ольдеуса кто-то забил насмерть, потом полиция рыскала по всему отделению целое утро… Это уже чересчур.
Лиса Орстрём молчала, уставившись на красно-белую скатерть. В дверь постучали. Она повернулась и увидела темноволосого полноватого мужчину с усами. Она успела заметить, как медсестра показала на него глазами и едва заметно кивнула.
– Извините, если помешал.
У него был мягкий голос и приветливая улыбка.
– Это вы меня искали?
– Да.
– В чем дело?
– Да я по личному вопросу… Можно вас на минуточку?
Она снова ощутила спазм в желудке. Смотрела на него и слышала внутренний голос, звавший ее бежать прочь отсюда. Чувствовала, как волнами накатывают на нее страх и гнев. Все это – наркоманские дела Хильдинга! Всю жизнь он ей искалечил и продолжает калечить даже после смерти!
Она покачала головой, помедлила с ответом, ощущая, как в животе от страха вновь разгорается пожар:
– Нет, я, пожалуй, останусь здесь.
Эверт Гренс велел звонить, и Бенгт потянулся за трубкой. Он выждал еще несколько секунд, чтобы окончательно прийти в себя после взрыва.
Во рту пересохло, он сглотнул, но это не помогло. Им овладели отчаяние и апатия. Может, следовало все рассказать? Он же знает, кто она такая.
Нет, не надо.
Не сейчас.
Вместо этого он, как и просил его Гренс, принялся набирать номер морга, но не успел: телефон зазвонил сам.
Он обернулся, посмотрел на Эверта, который кивнул ему и надел наушники, висевшие у него на шее.
Бенгт переждал два звонка и снял трубку:
– Да?
– Нордвалль?
– Да.
– Вы слышали?
– Я слышал.
– Теперь вам всем понятно?
– Понятно.
– Жаль, что для этого понадобилось убить заложника.
– Что вам нужно?
– Во-первых, я в переговоры не вступаю. Во-вторых, не вздумайте вломиться в морг, иначе тут все взлетит на воздух.
– Мы это поняли.
– Люди облеплены взрывчаткой, морг тоже.
– Лидия, если вы сохраните спокойствие, я уверен, мы сможем договориться. Но нам надо знать, чего вы хотите.
– А это я скажу потом.
– Когда?
– Позже.
– А сейчас?
– А сейчас ты идешь сюда.
Теперь он понял, зачем она захватила заложников. На самом деле он знал это с самого начала. Ему стало тошно, страх и отчаяние сменились чем-то другим, чего раньше он никогда не испытывал, – смертной тоской.
Он закрыл глаза и продолжил:
– Что вы имеете в виду?
– Мне тут тяжело смотреть за заложниками и бегать по всему моргу – играть с вами в телефонные игры. Так что давай-ка иди сюда. Мы тут будем говорить по-русски, и ты сам будешь им звонить.
Бенгт Нордвалль тяжело дышал. Эверт Гренс слушал их разговор, но ничего не понимал, Свен же все еще прятался за углом перед дверью морга.