После двух часов, проведенных в морге, Огестам решил, что пора уходить. Он проголодался. Завтрак в кафе, где полно жующих, болтающих, живых людей, – вот что ему нужно сейчас, чтобы отогнать нахлынувший страх смерти.
– А я здесь, между прочим, все огородил.
Огестам не слышал, как он вошел. Нильс Крантц, эксперт-криминалист. Они встречались, но знакомы не были.
– Прошу прощения. Мне пришлось. Я ищу ответ.
– И поэтому разгуливаете по месту преступления?
– Я из прокуратуры. Веду это расследование.
– Знаю, и честно говоря, мне плевать, кто вы такой. Ходите тут, топчете… Вон мелом наследили. А отвечать-то мне.
Огестам глубоко вздохнул. Крантц, должно быть, услышал. Ему не надо было объяснять очевидное. Огестам повернулся, поднял с пола диктофон, прихватил записи, которые сделал за эти два часа, сунул все в портфель и отправился восвояси, мечтая о завтраке в кафе.
– Похоже, вы торопитесь.
– Мне показалось, вы сами хотите, чтоб я ушел.
Нильс Крантц пожал плечами, медленно прошелся по комнате, осматривая дверной проем той кладовки, где сидели заложники. Там до сих пор остались кусочки взрывчатки. Повернувшись спиной к Огестаму, Крантц громко сказал:
– Кстати, мы получили результаты проб. Только что. Я подумал, что вам это интересно.
– Какие пробы?
– По другому расследованию. По Лангу. Мы осмотрели его тело на предмет крови и ДНК погибшего.
– И?
– Ничего.
– Ничего?
– На всем теле ни единого следа ДНК Ольдеуса.
Ларс Огестам уже собирался уходить, но остановился, когда Крантц заговорил. Теперь он так и стоял, растерянный, не в силах сделать ни шага.
– Вот как.
Так он стоял, глядя, как Крантц в перчатках продолжает возиться у дверного проема. Огестам смотрел на него потухшим взором, а потом снова взял портфель, сделал несколько шагов в ту сторону, где раньше была дверь. Он уже готов был выйти через эту дыру в коридор, как Крантц снова подал голос:
– Но знаете…
– Да?
– Одежда. Мы проверили и одежду Ланга. Так вот. Ботинки. На них мы обнаружили и кровь, и ДНК Ольдеуса.
Эверт Гренс оставил Лену в ресторане. Она сказала, что хочет посидеть еще, заказала третью бутылку минеральной воды и крепко обняла его на прощание. Он уже направлялся к своей конторе, но внезапно развернулся и поехал в предвариловку.
Он не мог этого так оставить.
Того, что их единственный заслуживающий доверия свидетель, врач, уверенно опознала убийцу по фотографии, недостаточно. После этого убийца перед самым опознанием вживую успел ее запугать, и она, их единственная свидетельница, побоялась указать на него повторно, так что по закону его придется отпустить, чтобы он снова калечил и убивал людей.
Только не в этот раз. В этот раз улик будет достаточно.
Гренс поднялся на лифте на второй этаж следственного изолятора. Он сказал охраннику, что хочет побеседовать с Йохумом Лангом и просит забрать его и препроводить в комнату для допросов.
Они вместе прошли по коридору – охранник на два шага впереди – мимо безмолвных одиночных камер. Вот и номер восемь, на замке, как и остальные. Гренс кивнул охраннику, и тот открыл четырехугольный глазок.
Он лежал на нарах, на спине, с закрытыми глазами. А что еще ему было делать двадцать три часа в сутки на нескольких квадратных метрах, без телевизора, газет и радио?
Эверт Гренс крикнул в глазок:
– Ланг! Вставай!
Тот услышал. Но не пошевелился.
– Давай быстро. Поговорим с глазу на глаз. На пару слов.
Но Ланг не поднялся, только обернулся на крик Гренса, но потом лег на бок, спиной к двери.
Гренс раздраженно захлопнул глазок.
Он кивнул охраннику, чтобы тот открыл дверь. Вошел, встал у порога и попросил оставить их одних.
Охранник колебался. Йохум Ланг был опасным рецидивистом. Поэтому он остался в камере. Эверт Гренс терпеливо пояснил, что берет на себя всю ответственность и, если что-то пойдет не так, это будет целиком и полностью его вина.
Охранник пожал плечами в погонах. Потом вышел и прикрыл за собой дверь.
Гренс шагнул в камеру и остановился в двух шагах от нар.
– Я знаю, что ты меня слышишь.
– Отвали, Гренс.
Последний шаг. Теперь он мог до него дотронуться, но вместо этого схватился рукой за край нар и стал их трясти так, что Ланг вскочил.
Они стояли совсем рядом.
Почти одного роста, они сверлили друг друга взглядом.
– На допрос, Ланг. Пошли.
– Да пошел ты…
– У нас есть кровь. Есть ДНК. У нас есть свидетель. Теперь ты сядешь. За мокруху.
Всего десяток сантиметров. Между лицами.
– Слушай, Гренс, твою мать. Я понятия не имею, что за пургу ты гонишь, но ты-то раскинь мозгами. Меня взяли потому, что ваши убрали от больницы все машины. Только поэтому.
Эверт Гренс улыбнулся, обнажив желтые клыки:
– Напрасно отпираешься. Я на все пойду, чтобы ты полировал нары, пока не сдохнешь.
Трудно сказать, в ком из них было больше ненависти.
Каждый впивался в другого взглядом, словно хотел проникнуть ему в душу.
Ланг понизил голос. Когда он заговорил, Гренс почувствовал его дыхание:
– Я больше на допрос не пойду. Так-то вот, Гренс, мать твою. Если ты или кто другой сюда явится, чтоб потянуть меня на допрос, клянусь – я так его отделаю, как я это умею. Я тебя предупредил. А теперь катись отсюда. И дверь закрой за собой.
Свен Сундквист позвонил домой и попытался объяснить, почему он сорвался из дома среди ночи, почему оставил на подушке записку, а не разбудил ее перед уходом. Анита переживала, ей не нравилось, что он нарушил давнее обещание: когда-то они поклялись никогда не исчезать вот так, не объяснив куда. Разговор закончился ссорой. Свен поступил, как считал нужным, хотел сделать как лучше, а получилось только хуже. Он решил немедленно вернуться домой и, так и не совладав с раздражением, гнал машину, правда, недолго – до пробки у Шлюзов. Он уже миновал нелепые огромные суда у терминала Викинга-Линье,[22] когда ему позвонил Ларс Огестам и, понизив голос, попросил приехать к нему в прокуратуру, чтобы переговорить с глазу на глаз, лучше после работы, когда в конторе будет мало народу.
Свен Сундквист остановил машину, перезвонил Аните, и вышло только хуже. Она бросила трубку, и он остался один в городе, не зная, куда Деться до встречи с Огестамом. Переждать надо было всего пару часов, но Свену казалось, что целую вечность.
Вечер был великолепный. Теплый, какими иногда бывают июньские вечера. Он медленно прогулялся до улицы Кроноберг, потом сделал круг по Королевскому острову. До него доносились звуки музыки и запахи: рестораны вновь выставили столики на тротуары, он проходил мимо, в самой гуще жизни. Улыбнуться бы, раствориться в ней, но он едва ее замечал.
Он начинал уставать.
Ночь была длинной, а день оказался еще длиннее.
Он не мог больше думать про видеопленку и про ту тухлую правду, которую теперь скрывал.
Чего Огестаму от него нужно?
Хочет продемонстрировать свою лояльность?
Он слишком устал. Наверняка тут кроется что-то еще. Но он никак не мог сообразить. Не сейчас.
Они встретились на Королевском мосту сразу после восьми. Ларс Огестам ждал его у главного входа. Выглядел он как обычно: челочка набок, костюмчик, сверкающие ботинки. Он пожал Свену руку и открыл входную дверь своей карточкой. Поднимаясь в лифте, они не произнесли ни слова. Просто стояли рядом и ехали наверх. Разговор был впереди.
Вышли на девятом этаже. Ларс Огестам распахнул дверь своего кабинета. Свен вошел и скользнул взглядом по городу, панорама которого открывалась из окна. Ночная тьма потихоньку сменяла день.
У письменного стола стояли два стула для посетителей. Свен уселся на один из них. Огестам извинился, вышел в коридор и через пару минут вернулся с подносом, на котором были две чашки кофе и нарезанный ломтиками кекс. Он поставил все это на стол рядом с двумя толстенными папками.