Оранжевого металлика машина с трудноразличимой надписью «Spyker» над номером, странной формы, но явно не новая, свернула в северный район. Район окраинный, лифты в домах неподвижны годами. Имеется большой, красивый кинотеатр с четырьмя залами, на фасаде всегда висят афиши: голливудские звёзды, иногда и наши, смотрят на население огромными глазами, из-за полиграфии распадающимися на квадратики. В этом же здании и кафе, но, чтобы попасть в кинотеатр или кафе, нужно перейти дорогу, а дорога – непреодолимое препятствие, металлический ускоренный поток, грохочущий подвесками, мутный из-за учащённой смены цветов – его не в силах сдержать одинокий тусклый светофор. Редкие машины обретают форму, сворачивают во дворы и выпускают из себя людей. Под шансон исчезает из бутылок пиво, бутылки принимают в тенёчке, из ларька они возвращаются полными; круговорот водки медленнее, но значимее. Здесь всё напоминает о Шопенгауэре. Машина скользила дальше – туда, где кончается счастливая тёплая жизнь и начинаются продукты её и остатки: кладбище в окружении стихийных свалок. И ещё дальше, между низкими косыми домиками – ни город, ни деревня, – туда, где не оставалось намёка на асфальт, зато кое-где цвела клубника. Кто-то стоял во дворах – жил здесь. Машина стала резко, у самой воды, едва не выскочив правым передним колесом на бетонную трубу, из которой сочился тонкий тёмный ручеёк, наполняющий резервуар. Водитель отстегнулся, вышел. Выглядел он обычно, вроде профессора технического вуза или бывшего инженера – теперь менеджера. В рубашке и брюках – не джинсах. Короткие седеющие волосы. Подойдя к искусственному водоёму, присел на корточки (слишком легко для внешнего возраста – пятидесяти-шестидесяти) и поглядел вниз. Мелькнула на средней глубине стайка мальков, у дна колыхался, раскручиваясь, поднятый ил. Жирная трава на бетоне едва не выскользнула из-под его ног, но он быстро обрёл равновесие. Вырвался короткий смешок – на секунду этого смешка лицо уступчивого инженера-менеджера стало глумливо-твёрдым, как у шумерского бога Мардука, однако сразу вернулось к прежнему выражению. Провёл подушечками пальцев по самой поверхности воды, потёр их, покачал головой.
Мотор не глушил, поэтому тронулся сразу. Возвращался не прямо, петлял, пока не остановился в одном из дворов района – гигантский серый дом огибал его буквой П. Из окна третьего этажа вылетел пакет со скисшим молоком, свистнул рядом и упал в нескольких сантиметрах от машины. Водитель проводил пакет медленным взглядом. На этот раз он заглушил мотор. Задержался, разбираясь в маркировке подъездов.
Ему открыли сразу, смерили подозрительным взглядом.
– Я от вашей жилички, – сказал почти застенчиво.
Портниха Тася кивнула, подбадривая.
– Она просила передать кое-какие вещи. Чтобы я забрал, ей передал. Паспорт, прежде всего, и ещё всякие мелочи.
– А чего?
– Ей предложили работу за рубежом. Длительную командировку. Так что вам от неё привет. Да, кстати, вот деньги за последний месяц. Передала. Комнату можете сдавать – она не скоро появится.
– Ты кто сам-то? Звать хоть как?
– Я – коллега, вроде как коллега. Можете Леонидом Ивановичем называть.
– Леонид как? Иванович? Хм. Прямо как в передаче… Там камер нет? – Тася выглянула из квартиры и засмеялась. К её разочарованию, камер не было. За последний месяц было уплачено три недели назад, но внесённая второй раз плата только укрепила доверие. Тася провела гостя в комнату.
– Вот. Смотрите, хорошая комната, да? Я сама в маленькой осталась. Мне-то что? Сын с женой, у них хорошая квартира, что мне одной? А деньги нужны. Со студентами-то не связываюсь, какие с них деньги? Перепачкают только всё. – (Смех.) – Я боюсь студентов… А ко мне один раз одна с кошкой въехала. Вонища, лазит везде. Хорошо, съехала. До этой как раз…
Гость огляделся – так, как будто бывал в комнате, но очень давно и теперь хотел сравнить помещение с воспоминанием о нём. Хозяйка почти обманулась – будто кто-то мог заглядывать сюда без её ведома. Комната аккуратная. Коврик вычищен до полиэстеровой основы. Кровать накрыта покрывалом с невзрачными цветами. Затёртая полироль шифоньера, письменный стол, растрескавшийся, на нём – полосатая ваза с узким горлышком, сине-голубая, новая, увеличивающее зеркало в круглой раме, коробка с косметикой, несколько книг в мягком переплёте ровной стопкой. (Гость тронул зеркало мимоходом.) Корейский телевизор. С карниза, сбоку от выцветшей шторы, свисали колокольчики фэн-шуй, стандартные, – единственный пыльный предмет в комнате. Окна блестели, но на них угадывались разводы – недавно вымыты.