Он никогда не делал то, что собирался сделать. Но один раз он видел, как это совершил один психопат-гвардеец, который знал, что делает, и чьи действия они все встретили радостными возгласами и аплодисментами. Он не знал, сможет ли он сделать это. Он понимал, что в помещении это означает самоубийство, но все равно он скоро умрет.
Большинство звероподобных уродов смотрели на сцену, наслаждаясь своим жутким маленьким шоу. Маллет взялся за ремень огнемета и взвесил оружие в руке. Резервуар был неполным, но этого должно было хватить.
Маллет взял автопистолет в правую руку, а в левой начал раскручивать огнемет. Раскрутив его, наемник повернулся лицом к сцене, и, используя вес резервуара, швырнул оружие в воздух. Целиться из автопистолета не было времени, и Маллет начал стрелять почти сразу после того, как отпустил ремень. Огнемет полетел почти вертикально вверх и, отскочив от одной из балок, поддерживавших конструкцию здания, рухнул вниз и взорвался прямо над головами врагов, окатив их потоками пламени. Чем выше — тем хуже.
Огнемет взлетел почти вертикально и упал так же. Маллет оказался прямо под взрывом, его автопистолет был все еще нацелен в направлении резервуара. Маллет погиб первым, но забрал с собой полдюжины врагов. Внимание большинства монстров было отвлечено от несчастного, ковылявшего по сцене.
Те враги, которые еще дрались далеко от сцены, услышали взрыв и заметили, как здание содрогнулось, но они были близко к открытой двери и выскочили из театра, хохоча и улюлюкая, забыв, из-за чего они дрались.
Еще несколько вражеских солдат смогли подняться после взрыва и выбрались из здания, шатаясь, хромая и скуля.
Один из последних выживших оглядывался вокруг минуту или две, ошеломленный взрывом. Наконец он нашел то, что искал. Склонившись над высоким телом с вздувшимися суставами в плохо подобранной форме и броне, которую носили оккупанты, он поднял труп и посмотрел ему в лицо. Взяв голову мертвеца в руки, он слегка стукнулся лбом о его лоб. После этого выживший солдат посмотрел на человека, все еще ползавшего по сцене. Он прицелился из лазерного пистолета и выстрелил в несчастного семь раз. Шесть попаданий лишь еще больше изувечили Бедло. Когда седьмой выстрел попал в цель, Бедло уже сошел с ума, ожидая, когда же, наконец, придет смерть. Последний выстрел подорвал одну из гранат в его кармане, а потом другую. Взрыв подбросил труп над сценой, заставив тело извиваться в воздухе, правда, слишком поздно, чтобы позабавить солдат.
Пожар горел недолго. Не было ни рабочих, ни средств для ремонта «Барабана». Некоторые из жителей трущоб заработали корку или две, убирая кровь, дерьмо и трупы. Это был хороший день, а на следующий шоу продолжалось, несмотря на обгорелую сцену и новые пятна гари на потолке.
Когда Логир расплатился с уборщиками, он освидетельствовал всех убитых участников ячейки, в том числе старого священника — айятани Ревере, с потрясающей наглостью вошедшего в парадную дверь театра. Архон едва ли будет доволен тем, сколько его солдат погибло в «Барабане», но оно того стоило, чтобы уничтожить ячейку и подорвать моральный дух участников сопротивления по всей планете. Он проявил себя ценным коллаборационистом и сумел одурачить старика.
Озия стоял у входа в переулок на заднем дворе «Барабана», глядя, как Логир расплачивался с жалкими обитателями этого дна, выполнявшими его распоряжения. Он прижался к стене, когда Логир прошел мимо, подбрасывая и ловя что-то на ходу. Озия незаметно последовал за ним. Придется действовать быстро, прежде чем они покинут трущобы подулья.
Спустя две или три минуты Озии выпал шанс. Логир свернул в узкий переулок между нависающими зданиями, немногим больше, чем темный коридор, свет в его конце был виден лишь в нескольких сотнях метров далее.
Прежде чем Логир успел обернуться и увидеть, кто следует за ним, Озия быстро подскочил к нему и, подняв болт-пистолет к затылку предателя, разнес его голову одним выстрелом. Подхватив падающее тело, Озия уложил его под стеной здания. Он предпочитал встречать врага лицом к лицу, но в случае с Логиром решил не рисковать.
Озия давно научился никому не верить, но Логиру он бы поверил. И совершил бы ошибку. Невозможно было знать наверняка, были ли верны ему остальные подпольщики его ячейки, но Озия искренне надеялся, что это так. Эта операция дорого стоила ему в плане оружия, и погибли люди; какими бы ни были безрассудными и ненадежными подпольщики улья, все же погибли бойцы сопротивления.
Озия обыскал карманы Логира, забрав доказательства, собранные предателем с трупов Бедло, Маллета, Шуи, Эйлли и айятани Ревере. Он передаст их айятани Пардью для захоронения.
Айятани Пардью чувствовал мокрую грязь пола под ногами. Эти маленькие комнаты с никогда не высыхавшими земляными полами служили убежищем для полудюжины верующих, пришедших на его службу. Иногда он задумывался, как такое могло быть.
Они умерли. Они все умерли. Двое мужчин, двое мальчишек и суровый старый айятани — все погибли, и ради чего?
Предполагалось, что они сражаются за одно и то же дело, за сохранение хоть какой-то частицы Империума на Рередосе. Сражаются против врага, за людей. Но обнаружились разногласия. Их жизни оказались таким же расходным материалом, каким они были для врага. Пардью переводил взгляд с одного лица на другое. Он не узнавал никого из прихожан. Он думал о страхе, но уже не мог бояться. Единственным чувством, которое он еще мог испытывать, было чувство обреченности.
Пардью опустил взгляд на молитвенник, который он держал открытым в руках. Ему не нужно было смотреть на слова, они намертво отпечатались в его разуме, но он все равно смотрел на них. Он искал в них утешения, но нашел лишь предчувствие того, что случится неминуемое — и, возможно, в конечном счете, так будет лучше.
Пардью закончил молитву, но продолжал стоять, склонив голову над книгой. И пока он смотрел на слова, на сгиб страниц упала пуговица. Она была выпуклой и богато украшенной гравировкой, с толстой кольцевой стойкой. В кольце стойки он разглядел лишь одно слово: «Молитесь».
Он не поднял взгляд и не был удивлен, когда на страницы книги упала еще одна пуговица. На ней было слово «милость».
Через несколько секунд на книгу упала третья пуговица, а за ней четвертая, пятая и шестая. Комната опустела.
Озия и пять остальных подпольщиков его ячейки оставили молодого айятани наедине с его размышлениями. В первый и последний раз они посетили службу не у своего священника, но и времена были необычные. Это было начало чего-то; начало плана по спасению всей планеты.
Пардью смотрел на пуговицы, рассыпанные на страницах книги перед ним, их стойки блестели золотом в тусклом свете, отбрасывая на страницы яркие пятна и тени; внутри стоек были какие-то слова, другие слова были закрыты куполообразными выпуклостями пуговиц.
Пардью разглядел шесть слов в их золотых кольцах. «Молитесь святой госпоже о милости ее».
Он взял двумя пальцами одну пуговицу и увидел, что свет исходит прямо от нее, а не отражается. Посмотрев на выпуклую поверхность пуговицы, он увидел в искусной гравировке и сияющих драгоценных камнях не только вещь потрясающей красоты и ценности, но нечто несравненно более важное. На пуговице была эмблема, герб и печать Госпожи, Блаженной, Святой Саббат.
Она носила эти пуговицы на груди, благословив их своею близостью. Госпожа нашла своих приверженцев на Рередосе, потому что была частью его истории, и теперь она должна олицетворять значимость их мира для Императора. Как может Бог-Император покинуть Свою дочь? Как может Он покинуть их?