Священник посмотрел на пистолет в своей руке. Пистолет был маленьким, аккуратным и хорошо вычищенным — оборонительное оружие, полезное в ближнем бою.
Послышался глухой удар и гул горящей огнесмеси, помещение осветилось красно-оранжевым пламенем огнемета. Но Пардью все еще не видел врага. Он заметил, как Логир бросился к входу и выстрелил в узкий проем между поврежденными стенными панелями, где никогда не было двери. Какофония снаружи вдруг распалась в разуме Пардью на отдельные звуки, ясные и отчетливые: топот ботинок по земляному полу, щелчок спускового крючка, медленный выдох прицеливающегося стрелка, звук механизма подачи патронов уродливого автогана, хриплое неровное дыхание врага.
«Враг», подумал Пардью. «Один враг».
Он сделал несколько неловких шагов, пригнувшись к земле, и положил руку на спину Логира.
Крак! Крак! Логир выстрелил в пролом еще два раза, с пласкритовых стен посыпалась древняя пыль, со звуком, похожим на шум сыпавшегося песка.
Пардью протянул руку через плечо Логира, чтобы рабочий мог видеть его жесты не оборачиваясь. Священник указал одним пальцем на пролом в стене, и поднял этот палец вертикально перед грудью Логира. Между их позицией и позицией противника не было линии прямой видимости. Их было двое, а противник один.
Швуум! Комната снова осветилась огнем. Но пламя огнемета не подожгло ничего, а лишь опалило земляной пол. Частицы земли запеклись и раскалились докрасна, но Пардью и Логир были вне досягаемости, а больше гореть там было нечему.
Крак! Крак! — ответил огнем Логир.
Пардью досчитал до трех, поднялся в полный рост и бросился к правой стороне пролома, сжимая в обеих руках пистолет Логира. Логир последовал за ним и вырвался вперед, пока Пардью обстреливал пролом из пистолета, не пытаясь приблизиться к врагу.
Когда Логир шагнул в пролом и повернулся, то оказался лицом к лицу с противником — на расстоянии менее метра, глядя прямо в налитые кровью и заплывшие гноем глаза застигнутого врасплох врага. На лице этого не было маски. Он нес огнемет на спине, держа его ствол под мышкой, и пытался поднять для выстрела автоган. Его торс был голым, серая кожа скользкой от пота, множество язв и нарывов окружали разъемы, вживленные высоко по обеим сторонам груди. Логир смотрел на него лишь долю секунды. Он не стал стрелять.
Пардью слышал, как штык-стилет вошел в плоть врага, еще раз и еще раз. Он услышал сырой звук вскрытой брюшной полости и глухой стук падающего тела.
— Надо выбираться отсюда, — сказал Логир, шагнув в пролом.
Пардью без раздумий последовал за ним.
— Я могу тебе доверять? — спросил Пардью, когда они покинули тот район и укрылись в комнате в каком-то жилом здании; он не знал, где именно.
Логир рассмеялся.
— Мы давно забыли о доверии, священник, — сказал он. — Ты не знаешь моего имени, а я не знаю твоего, но у нас есть общее дело.
— Я не хочу передавать осколки мальчику, слишком большой риск, что его убьют, — сказал Пардью.
— Тогда ты должен быть готов доставить их сам, — ответил рабочий. — Будь я проклят, если возьму их у тебя после этой неудачи.
— Оккупанты повсюду, — произнес Пардью.
— Они повсюду там, где ты, — сказал Логир. — Ты не передал осколки из-за них, а этой ночью они опять знали, где ты. Я прекращаю операцию и лягу на дно. Откуда я могу знать, что они не следят за тобой? Откуда мне знать, что ты не предатель?
— Я сделаю это, — упрямо процедил священник сквозь зубы.
— Это не игра, — сказал Логир, вставая, чтобы взять тарелку у невысокой стройной женщины, работавшей у старинной печи в другом углу комнаты — слишком близко, чтобы не слышать разговор между ними.
— Ей можно доверять? — спросил Пардью, указав на женщину.
Логир снова рассмеялся.
— Мы знаем, ты пытался привести его в сознание, — сказал он.
— Что за… — начал Пардью.
— Как я говорил, это не игра, — устало сказал Логир. — Ты слишком промедлил. За тобой следили, и теперь мальчик вышел из операции.
— Я доставлю осколки, — заявил Пардью.
— Это трудно, — сказал Логир. — И крайне, критически важно. То, что случится потом, может изменить все. Мне приказано говорить тебе лишь то, что тебе необходимо знать.
— Я не хочу знать, — ответил айятани. — Я хочу лишь внести свой вклад.
— Да, но тебе нужно это знать. Мы хорошо организованы, действуем эффективно и не теряем людей зря. Босс послал меня к тебе, потому что не было другого выбора. Нам нужны союзники в улье, вооруженные и готовые действовать, и нам нужно безопасное место, чтобы переправить…
— Переправить что? — спросил Пардью.
— Ты, наверное, слышал… мы еще можем выиграть эту войну. Мы лишь должны быть готовы, когда… — Логир не договорил.
— Магистр Войны… — начал Пардью, но рабочий прервал его.
— Чем меньше ты знаешь, тем лучше для тебя. Но ты должен знать, что это крайне важно. Нам известно, что происходят утечки информации, что это работа предателя. Но мы не знаем, кто предатель.
— А осколки? — спросил священник.
— Указатели направления, — ответил Логир, — к тайнику. Нам нужно переправить оружие отсюда, в другую ячейку. Но они должны доказать, на что они способны, прежде чем мы начнем перевозку… Мы не сможем увезти его далеко.
— В одну из ячеек в улье? Туда мальчики доставляют информацию.
— На осколках координаты тайника, но им понадобятся все шесть. Мы планировали передать их по частям, но уже не можем…
— Не можете потерять еще одного человека, — закончил за него Пардью. — Как можно связаться с ячейкой в улье? Мальчик?
— Он не вернется в ячейку, пока ты не передашь ему осколки, а теперь это невозможно. Мне известно имя… один из ваших…
— Из моих? — удивился Пардью.
— Священник по имени Ревере.
Миниатюрная женщина в другом конце комнаты сидела тихо во время их разговора, но сейчас начала двигать сковородки и тарелки, производя слишком много шума.
— Ты должен идти, — сказал Логир, поняв этот сигнал.
Пардью не ответил, просто поднялся и повернулся, чтобы выйти в ту же дверь, в которую вошел. Логир сделал знак женщине, которая подняла ковер, висевший на стене рядом с печью и скрывавший запасной выход. Пардью перевел взгляд с женщины на Логира.
— Следуй прямо вперед пару сотен метров, а потом сверни в северный коридор и иди полкилометра; ты увидишь знак.
Пардью выскользнул из комнаты, не говоря ни слова.
Айятани Ревере стоял перед Бедло, Маллетом и Шуи, сжимая в руках молитвенник так, словно душил его. От пыла в его голосе глаза Шуи сияли.
— Император хранит милость Свою к тем, кто следует за Ним до самой смерти. Не бойтесь долга, не бойтесь невзгод, ни боли, ни страданий. Слава нашей соратнице и воистину соратнице Императора Веско, за жертву ее ради товарищей, ради Рередоса, ради Империума.
На секунду наступила тишина, и Шуи не удержался от того, чтобы один раз хлопнуть в ладоши, пока не осознал, что, какой бы волнующей ни была речь священника, сейчас не время для аплодисментов.
— Если бы у нас было больше оружия, если бы наше оружие было лучше, Веско, возможно, не погибла бы, — сказал Бедло.
— Она погибла, чтобы спасти нас, — произнес Шуи.
— Воистину так, — ответил священник.
Маллет сидел на корточках, как всегда, спиной к стене, и опять разбирал лазган Бедло. Бедло посмотрел на него. Наемник продолжал свою работу, не обращая внимания на заупокойную службу айятани по Веско. Он не присоединился к ритуалу, даже не поднял взгляд. Словно Веско никогда не существовала, словно она ничего не значила для Маллета. Но для Бедло в этот момент она значила очень многое. Его отношения с Маллетом всегда были напряженными, но сейчас неприязнь достигла критической точки.