- Я только что удивлялся, мессир Никколо, - сказал Орсини, когда посланник занял за столом свое место, между тем как шут беззаботно бросился на приготовленный для него пук соломы у огня, - каким это непостижимым образом бандиты проведали, что я намереваюсь пройти через горы под легким прикрытием, которое они умертвили при моем захвате?
- Если бы о вашем намерении знал только папа Александр, а не его ужасный сын! И тем не менее не нужно большого усилия, чтобы вывести заключение, - сказал иоаннит, и на мгновение воцарилось молчание.
- Нет, рыцарь, хотя вы - мой храбрый и благородный спаситель, я все же прошу вас не говорить таких речей! - побледнев, возразил Орсини. - Донна Лукреция так же добра, как прекрасна, и прямое преступление даже в безумии помышлять о таких ужасах.
- Вы счастливы в своем заблуждении, благородный синьор, - холодно промолвил рыцарь.
- Благодеяния донны Лукреции безграничны! - с жаром продолжал молодой дворянин. - По ту сторону По нет ни одного нищего, который не мог бы рассказать о том.
- Ведь это необходимо, дядя Никколо, для того, чтобы прикрыть страшные грехи, - сказал шут, кидая на посланника ничего не выражающий взор.
- Берегитесь, синьор Паоло, чтобы те солдаты не слышали нашей болтовни!.. Они на службе герцога Борджиа, - с заметным беспокойством заметил Макиавелли.
- Самый худший из моих англичан свободно положит лучшего из этого пестрого сброда! - презрительно возразил Лебофор. - Да и большинство негодяев спит на сене, кроме того, они, будучи большей частью дикарями, на таком расстоянии поймут немного из того, что мы говорим. Прежде чем жениться на этой женщине, будь она сама Венера, - воскликнул он после небольшого раздумья, что было совсем не в его правилах, - я лучше посватался бы за старшую дочь дьявола с вечным проклятием вместо приданого!
- Нет, если бы донна Лукреция была даже этой дочерью, а смерть священником, благословляющим наш брак, я с восторгом лег бы в могилу, если бы только она разделила ее со мной! - страстно воскликнул Орсини.
- Во всяком случае, она должна быть непременно красавицей! - промолвил, взглянув на иоаннита, Бембо.
- Тогда, синьор Паоло, в предательстве по отношению к вам, и отец и сын протянули друг другу руки, - упрямо проговорил иоаннит.
"Розу понюхать рыцарь хотел,
Розу понюхать он не успел:
Пчелка ужалила рыцаря в нос.
Рыцарь разгневался, рыцарь вскипел,
Выбранил розу и бросил в ручей.
Рыцарь, не слушай ты глупых речей!",
сымпровизировал шут, бросив на всех бессмысленный взор, как бы не понимая, что говорит.
- Нет, рыцарь, такое предательство действительно невозможно! воскликнул Бембо.
- Разве и он накололся на шипы, что так горько жалуется? - снова начал шут, серьезно взглянув на иоаннита, но затем внезапно с выражением почти идиотской глупости перевел свой взгляд на Орсини, который в первый раз внимательно посмотрел на него.
- Господа, разве есть что невозможное для Борджиа? - воскликнул иоаннит, не обращая внимания на умоляющий взгляд Бембо. - Почему, говорят, убит герцог Гандийский?
- Один Роланд за одного Оливера. Цезарь стал герцогом Романьи! - со смехом сказал Лебофор.
- Но позвольте, - сказал посол, - ведь вам известно, синьор Орсини, что в интересы республики вовсе не входит упрочение мира между вашей партией и Цезарем. Но при печальном изменении обстоятельств у Борджиа, несомненно, были все причины действовать по отношению к вам, как к главному деятелю перемирия, открыто и честно.
- Кроме того, - сказал Орсини, хватаясь за подсказку, - Цезарь, в доказательство своей искренности рассказал мне все о тайных переговорах, происходивших между ним и Марескотти из Болоньи, которые из ненависти к Бентиволли хотели сдать ему город.
- Он выдал их, потому что не верил, что они выполнят свое обещание, ответил неуступчивый иоаннит.
- Во всех случаях он - позорное пятно рыцарства, недостойный изменник! - с жаром воскликнул Лебофор.
- Хватит ли у вас, рыцарь, мужества высказать это ему в Риме? - спросил Макиавелли.
- И в Риме, и в его логовище!
Легкий жест шута прервал ответ, готовый сорваться с языка Макиавелли.
- Нет, вы не можете винить яйца за то, что из них выходят крокодилы, проговорил он со своим обычным ничего не выражающим взглядом, странно противоречившим его полным смысла словам.
- Мне больно слышать, господа, ваши неразумные речи, - сказал Бембо, поистине, вы оскорбляете нашу святую матерь-церковь, понося таким образом его высшего земного главу. Кроме того, вы подрываете самое основание веры, ибо может ли быть божественной та религия, которая своим представителем имеет такое чудовище?
- Он избран благодаря симонии* [В средние века в Западной церкви свирепствовала купля и продажа священного сана, так называемая симония.], и не по праву удерживает за собой власть, пока его не поразит небесный гром! страстно возразил иоаннит.
- Или союз римского дворянства, который, как я слышал, замышляет это, проговорил флорентиец.
- Небесное возмездие уже покарало его избирателей за их прегрешение против Святого Духа, и сделало это собственными руками избранника, продолжал иоаннит. - Кардинал Колонна в изгнании, у Юлиана делла Ровере, Асканио Сфорца и Савелли - конфисковано имущество и они, чтобы спасти себе жизнь, сами бежали из Рима, старый кардинал ди Капуа отравлен, кардинал Орсини и архиепископ флорентийский будут уничтожены со своими близкими в очень недалеком будущем.
- И все же возможно, что только пылкая и страшная душа, как у его святейшества, могла возвратить церкви ее блеск и отнятое у нее наследие, и что ради этого Небо стерпело его возвышение, - неуверенно сказал Бембо.
- Юрист, солдат и священник! Разве по этому рецепту делают черта, дядя? - спросил шут. - А ведь Цезарь последовательно был ими.
- И все в такой высокой степени! - возразил флорентиец. - Папе Александру, бесспорно, приписали бесконечно больше дурного, чем он заслуживает. Его безмерная любовь к могуществу и к своим детям, стремление к прославлению своего имени, его могучие, пылкие страсти, - все это привело его к ужасным деяниям тирании, но всем этим действиям он дает такое верное направление, что к ним почти нельзя предъявить обвинение в несправедливости. Кто из его жертв не заслужил своей участи?