– Твое желание не сбудется, – вымолвила она едва слышно. – Пиковый король несет гибель. Это – ты…
– Смерть от любви! – воскликнул Рудольф Петрович, целуя ее руку.
Глава девятая
Ева заворачивала творог с изюмом в тонкие блинчики, посматривая на часы. Скоро придет Славка, голодный и уставший. Она поставила вариться клубничный кисель, раскрыла окно. В кухне становилось жарковато.
В окно влетела бабочка с белыми крылышками, запорхала под потолком.
– Улетай, глупая, – вздохнула Ева. – Что тебя привлекло? Запах клубники? Так и случается в жизни: хочешь полакомиться ягодами, а попадаешь в кастрюлю с кипятком.
Бабочка не обратила внимания на мрачную философию Евы, продолжая кружиться над плитой.
– Безмозглое насекомое! Впрочем, некоторые люди ненамного умнее.
Ева завернула последний блинчик, когда явился к обеду Смирнов – задумчивый, озабоченный.
– Изучал статистику подозрительных смертей, – с набитым ртом говорил он. – Ты как в воду глядела. За два последних года в Москве умерли по сомнительным причинам несколько женщин. Картина имеет схожесть, хотя и не полную, с тем, что я расследую. Наверное, подобное происходило и раньше, только редко, поэтому никого не насторожило. Кончина Ершовой – и Рудневой тоже – не совсем вписываются в этот ряд.
– Есть отличия?
– Я обнаружил два. Как бабушки-пенсионерки попали в число жертв? До сих пор печальная участь постигала более-менее известных личностей из деловых кругов. Кое-кто считает, что имеют место заказные убийства. Тогда при чем здесь Ершова и Руднева?
– Руднев – бизнесмен, Ершов – журналист! Их решили попугать…
– Не вяжется, дорогая Ева, – перебил ее сыщик. – Пугали не Руднева с Ершовым, а их родительниц. Кому мешали бывшие швея и продавщица? И второе отличие: ни для кого, кроме известных нам пожилых женщин, «ужастиков» не устраивали. Их просто, незатейливо предупреждали о трагическом конце, и все.
– Может, резонанс вызывал уход из жизни именно известных людей? А неизвестные тихо умирали, и никому не приходило в голову разбираться, отчего и почему?
– Тогда совсем непонятно. По каким критериям производился отбор? Даже маги не насылают «порчу» на всех подряд.
Ева пожала плечами.
– Неужели нет никакой связи между умершими?
– Я буду копать только вокруг Рудневой и… пожалуй, Ершовой, – заявил Всеслав. – Большой круг мне не охватить. Признаться, не представляю, что или кого следует искать! Остается невероятная версия о киллере, который вошел во вкус, превратился в маньяка и расправляется со всеми подряд. Такого не поймаешь!
– А как он убивает? – задала Ева вопрос, который сыщик обходил стороной. – В «порчу» ты не веришь. Тогда что? Самовнушение, гипноз? Как эти женщины заболевают?
– Загвоздка! Руднев наотрез отказался от вскрытия и экспертизы тела покойной Екатерины Максимовны. Он не верит в насильственную смерть матери и опирается на мнение врачей «Скорой помощи» и участкового. Твердит, что какой-то мерзавец довел его мать до тяжелого обострения старых болезней, которое привело к печальному исходу. И требует найти преступника.
– Так убеди его, – неуверенно предложила Ева.
– Как? Я не собираюсь делиться с ним информацией, полученной неофициальным путем. Да и сам не верю в эффективность исследований. Ведь в предыдущих случаях они ничего существенного не выявили.
– Колдовство и криминалистика несовместимы! Нельзя потустороннее изучать посредством научных методик.
– Опять ты за свое? – возмутился Смирнов. – Я скорее поверю в злостное хулиганство, в психологическое давление, наконец! Жертвами черной магии становится тот, кто в нее верит. Люди сами убивают себя.
– Допустим, – согласилась Ева. – И что дальше? Кто этот маг, киллер, гипнотизер? Призрак или реальный человек? Как ты собираешься его вычислять?
Сыщик приуныл. Он жевал блинчик за блинчиком, раздумывая над ее словами. Перед ним вырисовывался безнадежный тупик. Слежка, к которой он прибегал, когда иные средства были исчерпаны, здесь не имела смысла. И Ершова, и Руднева умерли, следовательно, злоумышленник перенесет свое внимание и свои действия на новую жертву. Кто это будет – неизвестно.
«Схожу-ка я в гости к Ершову, – решила Ева. – Вокруг него все умирают. Вдруг именно он и есть черный маг, скрывающийся под маской журналиста?»
– Ты не подозреваешь Ершова? – небрежно спросила она сыщика.
– Ой, – скривился тот. – Что же, он сам в газету написал о своих делишках?
– Почему бы и нет? Маньяки часто бросают вызов обществу.
Смирнов без воодушевления отнесся к ее идее. Он выпил две чашки киселя и завалился на диван – смотреть в потолок, думать. Авось догадка появится сама собой, из пустоты. Это был способ Евы, но сыщику он пришелся по душе. Особенно сейчас.
Всеслав лежал на диване, а Ева начала собираться.
– Ты куда?
– На занятия, – солгала она. – Испанский язык становится популярным.
Сыщик зевнул. После еды его клонило в сон. Когда Ева закрывала за собой дверь, из гостиной доносилось мирное похрапывание.
Адрес журналиста был записан в Славкином блокноте, откуда он перекочевал в записную книжку Евы. Она не испытывала угрызений совести. У них нет секретов друг от друга. А маленькие хитрости – не в счет.
На улице стояла духота, насыщенная влагой и запахами города. Ветер шумел листвой в аллеях, собирал тучи. На западе небо стало сизым, тяжелым от надвигающейся грозы. Ева спохватилась, что не взяла зонтик, но возвращаться не стала. Не повезет.
Ей все равно не повезло. Поднимаясь в расхлябанном, скрипучем лифте на пятый этаж, она сообразила: без предварительного звонка и договоренности Ершова она, скорее всего, дома не застанет. Так и вышло.
Дверь квартиры, куда она звонила и стучала, осталась закрытой. Зато открылась соседняя: не снимая цепочки, в щель на Еву уставилась худосочная старушенция. У ее ног прыгала и пронзительно тявкала рыжая собачонка.
– Здравствуйте, – вежливо поздоровалась нарушительница спокойствия.
– Доброго здоровья, – прошамкала бабуля, не спуская с Евы любопытного взгляда. – Вы к Ершовым? Их нет никого. Мавра померла – царствие ей небесное, а Гриша на работе. Он раньше восьми вечера не является.
Ева скорчила огорченную мину.
– Жалость-то какая! Я по поводу статьи Григория, хотела обсудить с ним детали. Что же делать?
Старушка покачала головой, прикрикнула на собаку:
– Уймись, оглашенный! Дай с человеком поговорить! Вот горластый какой попался. Марсик-то у меня смирный был, послушный. Заболел чем-то, зачах… я его лечила, лечила, да все без толку. Пропал Марсик, издох. Я его сама ходила закапывать. Под кривой березкой его могилка.
«Хозяйка Марсика! Того самого! – «щелкнуло» в уме Евы. – Очень кстати. Раз Ершова нет дома, поболтаю хотя бы с ней».
– А можно, я у вас подожду Григория? – жалобно попросила она. – Издалека ехала! Не возвращаться же?
Бабуля, видимо, жила одна-одинешенька и, кроме собаки, собеседников у нее не было. Она откинула цепочку и пригласила Еву в запущенную темную прихожую, оклеенную старыми обоями. Комната оказалась ничем не лучше.
– Проходите, барышня, не брезгуйте, – шамкала хозяйка, предлагая гостье садиться на продавленную тахту. – Собаке я только на полу лежать разрешаю, на подушке.
В подтверждение ее слов рыжий песик улегся на брошенную в углу подушку и притих.
Ева без труда вызвала на откровенность соседку Ершовых.
– Вы давно здесь живете?
– Почитай, годков сорок с хвостиком. Гриши еще на свете не было, когда я сюда переехала. Тогда в ихней квартире жил один Саша Ершов, он в типографии работал, наборщиком. Хороший человек был. Потом он познакомился с Маврой, привел ее сюда, женился – не посмотрел, что она с ребенком. Правда, мальчонка умер скоро, горемычный. Мавра-то как убивалась, сутки напролет голосила… страшно вспомнить!
Старушке так хотелось поговорить, что она опережала вопросы гостьи. Все же Еве удалось вставить реплику.
– Бедный ребенок. А отчего он умер?
– Хворал… задыхался, с сердцем что-то случилось. То ли порок был, то ли болезнь. Мавра ко мне бегала, горе изливала, советовалась, чем лечить. Если человеку на роду написано умереть, ему лекарства не помогут. Ершовы сильно переживали. Саша ребенка полюбил, как родного, на руках носил… продукты самые лучшие покупал, по больницам возил, по докторам разным. Только все зря.