– Я вспомнил одну вещь, – вмешался в ее рассуждения Руднев. – Получается, в ваших словах есть доля истины. Как-то раз мы всей семьей ездили в Сергиев Посад, в лавру: я, Ира, мама и Антоша. Мама загодя готовилась к поездке – постилась и прочее, собиралась исповедаться тамошнему священнику. Меня это удивило. Я не замечал за ней особой религиозности. На мой вопрос, откуда такое рвение, она страшно рассердилась, вспылила. Потом, в лавре… она постоянно нервничала, углубилась в себя. Когда мы уже собрались уезжать, мама решилась идти на исповедь. Вернулась она сама не своя – подавленная, отрешенная. Мы с Ириной ни о чем ее не спрашивали, молча сели в машину и поехали. Антошка устал, начал капризничать… проситься на руки к бабушке. Но она его не взяла. Вы понимаете? Я только сейчас осознал, насколько она была расстроена. Ведь мама обожала Антона, души в нем не чаяла… а тут вдруг отказалась взять внука на руки. Так он и хныкал почти до самой Москвы, пока не уснул. Она сидела всю дорогу с закрытыми глазами и беззвучно шевелила губами, словно молилась. А приехали – открыла глаза и произнесла одну только фразу: «Грех на мне, дети. Батюшка не сумел отпустить… облегчения не чувствую». И все. Больше об этой поездке мы не заговаривали.
– Это было до того, как начались телефонные звонки с запугиванием?
Руднев подумал… кивнул.
– Да, кажется.
– Может быть, она имела в виду ту историю с женихом? – предположила Ева.
– Знаете, тогда я не придал значения маминым словам – у пожилых людей свои странности, но теперь они приобретают иной смысл. Вполне возможно, мама в чем-то раскаивалась… хотела снять тяжесть с души.
– А перед смертью она не просила привести священника?
Руднев отрицательно покачал головой.
– Нет. Она не ожидала, что умрет – болезнь развивалась исподволь, маме становилось то лучше, то хуже. Врачи тоже не видели серьезной опасности. И вдруг… приступ за приступом, удушье и… конец. Ира позвонила мне в офис, я срочно приехал. Мама звала меня… возможно, хотела что-то сказать. Не успела.
Они остановились у маленького кафе – на открытом воздухе под навесом стояли несколько столиков.
– Хотите выпить? – предложил Гордей Иванович. – Или лучше мороженого?
Ева попросила себе кофе, Руднев заказал коньяк и лимон. Он пил небольшими глотками, о чем-то думал.
– Полагаете, та женщина… ну, к которой ушел мамин жених… это она? – спросил он.
– Что? – рассеянно спросила Ева. – А… в принципе, мотив для мести у нее имелся. Но как она это сделала?
– Если то, что вы рассказали, соответствует действительности, – сдвинул брови Руднев, – я понимаю, почему маму ужасно пугали все эти приемчики, особенно катафалк и призрак смерти. Та женщина все просчитала.
– Скажите, Гордей… а откуда родом ваша жена?
Руднев поднял на Еву полные недоумения глаза.
– Вы Иру подозреваете? Боже мой, какая ерунда! Они с мамой прекрасно ладили.
– И все-таки.
Руднев пожал плечами, всем своим видом выражая благородное возмущение.
– Ирина родилась под Ставрополем, в какой-то Грачевке. Потом ее родители переехали в город… вернее, отец. Мама Иры умерла рано… я не вникал в подробности. Какое это имеет значение?
– Никакого, – примирительно сказала Ева. – А что вы еще знаете о жизни вашей жены?
– Иру, кажется, воспитывала бабушка, – буркнул Руднев. – Потом отец забрал ее в Ставрополь, но каникулы и лето она проводила в Грачевке. Потом… Послушайте, к чему эти вопросы? Ире двадцать пять лет! А та женщина… по нашим подсчетам, гораздо старше.
Какая-то мысль пришла ему в голову, и он замолчал, изменился в лице, одним глотком допил коньяк.
Летний день входил в силу. Солнце вовсю грело сквозь навес. Дорожки парка покрылись пятнистым ковром света и тени.
Ева прикидывала, как ей связаться со Смирновым. У нее тоже появилась смутная догадка…
Межинов вертел в руках золотое кольцо, внутри по кругу шла надпись «Л С Н С»: начальные буквы фразы Любовью Соединены На Смерть.
– Ты уверена, что надпись расшифровывается именно так? – спросил он Карину.
Они сидели в ее квартире на просторной застекленной лоджии, рассматривая зловещий презент.
– А как еще?
Карина была одета в домашний костюм из хлопка, обтягивающий ее соблазнительные формы. Вымытые волосы ложились естественной волной на открытую шею.
Рудольф Петрович боролся с желанием заключить ее в объятия, прильнуть губами к ее теплой коже, пахнущей зеленью тропиков. Эти духи кружили ему голову.
– Удалось рассмотреть человека, который вручил тебе кольцо? – спросил он, опуская глаза. – Хотя бы определить пол: мужчина или женщина?
– В темноте? – вздохнула Карина. – «Призрак» выбрал отличное место – густую тень, куда не падал свет фонаря. Он был в длинной одежде… наподобие савана… только черного.
– Саван белый, – пробормотал Межинов, ощущая горячую волну желания.
– А этот был черный, – ничуть не смутилась Карина. – И рука… ладонь, на которой лежало кольцо, тоже была черная. Помнишь детские страшилки про «черную руку»?
– Помню. Наверное, «призрак» надел на руку перчатку, – выдавил напряженную улыбку Рудольф.
– Да? Возможно…
– А какое у него было лицо?
– У «призраков» не бывает лиц, – сказала Карина. – Я ужасно струсила… стыдно признаться, до какой степени. Просто к месту приросла! Потом пыталась вспомнить подробности… куда там! Как взяла кольцо, толком не могу сообразить.
– Если бы я не знал тебя много лет… мог бы обвинить в разыгравшейся фантазии, – нахмурился Межинов. – Что я могу предпринять в данной ситуации? Кольцо явно изготовлено на заказ. Искать в Москве ювелира, который его сделал, – все равно что иголку в стоге сена.
Карина смотрела на него чересчур подозрительно. Подполковнику стало не по себе.
– Ты… думаешь, это моя дурная шутка? – в горле у него пересохло. – Ради бога! Я клянусь тебе…
– Не клянись. Мне это даже чуть-чуть нравится, щекочет нервы. Славная любовная игра!
Карина была чужда простых радостей. Она жила страстями. Существование для нее заключалось в том, чтобы ходить по лезвию бритвы. Любое приключение, пусть и с привкусом смерти, развлекало ее.
Межинов не стал отпираться. Он давно понял: если Карина составила какое-либо мнение, то заставить ее отказаться от него практически невозможно.
– Как здоровье Зои Павловны? – желая сменить тему, поинтересовался он.
– Неважно. Она кашляет и совсем упала духом. Отец сам не свой… Что с ним происходит, не пойму?
– Родители знают… об этом кольце?
– Еще чего не хватало?! – взвилась Карина. – Не вздумай им сказать! У них свои проблемы.
– Но как же…
– Рудольф! – перебила она, гневно блестя глазами. – Не вмешивайся в наши семейные отношения. Они как сухой порох: одной искры будет достаточно, чтобы все взорвалось к чертовой матери!
– Понял, – покорно кивнул он.
Рудольф Петрович терялся в догадках, каким образом ему обеспечить безопасность Карины. Учитывая известные факты, золотое кольцо, преподнесенное «призраком», могло означать недвусмысленный намек на… Нет, от самой этой мысли он испытывал суеверный ужас. Только не Карина! Кому она может мешать? На ее место в «Анастазиуме» вряд ли кто-то претендует. Да и не тот масштаб, чтобы заказать человека. Значит, поводом послужили либо бизнес Игната Сереброва, либо неуловимый любовник. Корысть и ревность – два кита, на которых держится преднамеренное убийство. Любовник, скорее всего, женат… Супруга нанимает частного детектива, выслеживает соперницу и… если денег много, обращается к киллеру. Просто и цинично. Зловещая атрибутика – появление «призрака» и прочее, определяет почерк этого наемного убийцы-оригинала. В жизни и не такое встречается.
– О чем задумался? – спросила Карина, прислоняясь к его плечу.
По телу Межинова от ее прикосновения прошла мощная волна жара, дыхание стеснилось.
– Да так… ни о чем, – соврал он. – Кстати, откуда ты узнала о Святой Смерти?