В деле Рудневых, как подсказывала Еве интуиция, наступил перелом. Его пока нельзя было увидеть, но очень скоро события начнут принимать крутой оборот: только успевай реагировать, не зевай. Она сказала об этом Славке. Тот скептически хмыкнул.
– Можешь ухмыляться сколько тебе угодно! – спокойно улыбнулась Ева. – А будет по-моему.
– Откуда такая уверенность?
Ева подняла вверх руку, указывая пальцем на потолок.
– Оттуда. Есть еще вопросы?
У Смирнова не нашлось слов – он молча сопроводил взглядом ее выразительный жест и вздохнул.
– Не слышу комплимента, – возмутилась она.
– Ты неповторима! Другой такой нет на всем белом свете.
Ева не собиралась опровергать его убеждение. Она важно кивнула и сказала:
– Что ты узнал у Локшинова?
– Почти ничего нового. Он подтвердил рассказ Евлании… я имею в виду ту давнюю историю с женщиной-оборотнем…
Сыщик повторил во всех подробностях исповедь Демьяна Васильевича.
– Вот! – торжествовала Ева. – Без черной магии не обошлось! Теперь нет сомнений, что «пришлая» колдунья и Мавра Ершова – одно и то же лицо. Я чувствовала! Все проясняется… осталось увязать несколько фактов.
Смирнов не был настроен столь оптимистически.
– Выходит, она отомстила самой себе? А по какой причине, кроме Рудневой, погибли и другие женщины?
– Мавра таким способом зарабатывала деньги, – без запинки заявила Ева. – Я уже говорила! Знаешь, сколько существует чародейских заговоров и ритуалов, чтобы свести человека в могилу?
– К счастью, понятия не имею. А то бы потерял покой и сон! Лучше объясни, почему она при таких-то способностях всю жизнь проработала швеей?
– Это ширма! Так же, как и религиозность, иконы. С целью скрыть истинный род занятий.
– А из Березина почему уехала? Чем ей не по вкусу пришлась тамошняя жизнь?
– Худая слава пошла, пришлось уносить ноги, – не сдавалась Ева. – Мавра и в Березин прибежала по той же причине. Черные дела гонят человека с места на место.
– Слишком просто у тебя все получается, – возразил Смирнов. – Та женщина, которую описал Локшинов, и Ершова – как будто разные люди! Мавра Ильинична вышла за Ершова, уже будучи матерью. Потом, когда мальчик умер, взяла на воспитание и вырастила приемного сына Григория. Не вяжется тут одно с другим.
– Почему не вяжется? Соседка считала, что у Ершовых – «черный» глаз! Такое мнение без причины не складывается.
Всеслав не собирался уступать и пустил в ход козырную карту.
– Кто отец умершего мальчика?
Ева открыла рот, закрыла… и захлопала глазами.
– Да тот же Локшинов, – уже не так уверенно сказала она. – Его отношения с Маврой были далеко не платоническими.
– Зачем же тогда ей приспичило выгонять отца будущего ребенка? Тем более что она жила на его деньги. Скажешь, колдуньи замуж не выходят? А как же Ершов?
Ева задумалась. Действительно, странно выглядит поведение Мавры. Демьян ее любил без памяти – подумаешь, подсмотрел какой-то обряд? Рано или поздно, при подобном образе жизни, это бы все равно произошло.
– Значит, Локшинов или врет, или что-то путает, – предположила Ева. – Второй вариант: ребенок у Мавры – от другого мужчины, поэтому она и дает Демьяну от ворот поворот. А третий… мы пока не видим.
– Все равно непонятно, что случилось с самой Ершовой? Не верю я, что она устроила из своей смерти безобразный балаган! И ты еще забыла собак.
– Собаки – часть колдовского действа, – не растерялась Ева. – Но меня удивляет: за что пострадала Руднева? Допустим, когда-то она обратилась к Мавре с просьбой навести порчу на жениха. Допустим, парень от этого умер. С какой стати через столько лет расправляться с Катериной? Ведь наверняка не одна она бегала к Вилениной и пользовалась ее услугами?
– То-то и оно.
Смирнов и Ева долго молчали, обдумывая сложившуюся ситуацию.
– Я сделаю крепкий чай, – сказал он. – Может, наступит просветление в уме?
Ева не ответила. Она осознавала, что они зациклились на каком-то ложном факте, который все ставит с ног на голову. Из кухни доносились звуки льющейся воды и стук банок с разными сортами чая.
– Даже если березинская колдунья и есть покойная Мавра Ершова, я не могу считать дело законченным, – сказал сыщик, возвращаясь в гостиную. – Что я скажу Рудневу? Каким образом эта женщина погубила его мать? Он потребует доказательств и объяснений. А их нет!
Ева не стала возражать. При ближайшем рассмотрении версия не выдерживала критики.
– У тебя в запасе есть еще козыри? – спросила она, демонстрируя свою проницательность.
– Кто писал или продолжает писать господину Локшинову эти письма? – жестом фокусника Славка достал из-за спины сложенные веером конверты и подал их Еве. – Кто сей таинственный отправитель?
Она с горящими глазами схватила «веер».
– И ты молчал? Где ты взял письма? У Локшинова?
– Он сам отдал мне их, – ответил сыщик. – Твой вчерашний маскарад произвел на Демьяна Васильевича неизгладимое впечатление. Лесная фея! Ха-ха! Он принял тебя за призрак Мавры. Поздравляю!
Ева, поглощенная письмами, не заметила его иронии.
– Ты их читал?
– Конечно. Разве я мог выдержать? Вышел от Локшинова, сел в машину и прочел эпистолярный шедевр неизвестного автора от «а» до «я». Не удивляюсь, что получатель в ужасе от этой корреспонденции. Я почти ничего не понял. Есть в этих посланиях какой-то зловещий подтекст, но умом я его не уловил – исключительно шестым чувством.
– Л. Собакина, – произнесла Ева, разглядывая конверты. – Обратный адрес «До востребования», и все из разных почтовых отделений. Значит, отправитель хочет сохранить инкогнито. Тогда фамилия Собакина – вымышленная.
– Скорее всего, – согласился Смирнов. – Письма, кстати, заказные. Выходит, для этой Собакиной важно, чтобы они непременно дошли до адресата. Почему? В чем тут смысл?
– Я должна их прочитать. Тогда я смогу составить какое-то мнение.
Зазвонил телефон. Ева даже головы не подняла. Письма не на шутку заинтриговали ее.
Сыщик взял трубку. В кухне засвистел чайник. Если что-то начинает происходить, не зевай.
– Я – Межинов, – представился незнакомый голос. – Ваш бывший сослуживец – мой заместитель. Он-то и дал мне ваш телефон. Не возражаете, если мы через полчаса встретимся?
– По какому поводу?
Всеслав задал вопрос для порядка, он догадывался, каким будет ответ. Его сослуживец… уж не майор ли?
– По поводу расследуемого вами дела, – подтвердил его догадки Межинов. – Вы согласны?
– Где?
– Приятно разговаривать с умным человеком. У станции метро «Новослободская» подойдет?
– Вполне.
Чайник на плите разрывался от свиста. Ева, поглощенная чтением писем, не собиралась его выключать. Она пропустила мимо ушей и то, что чаепитие отменяется, и то, куда идет Славка. Хлопок входной двери прозвучал в ее сознании как далекий неопределенный отзвук.
Матери своей я не помню. Говорили, что она страдала врожденным пороком сердца и умерла при родах. То есть я убила ее. С сознанием этого я и росла.
Воспитывали меня бабушка с прабабушкой, весьма примечательные особы. Но о них позже.
Мои детство и юность прошли в тихом провинциальном городке, где до любого места легко можно было добраться пешком, где дороги на окраинах были вымощены булыжником, а сонное спокойствие нарушали лишь проезжающие машины да лай собак. В домах за тюлевыми занавесками цвели фуксии и герань, сушился на подоконниках липовый цвет. Весной за заборами распускалась сирень – по ночам ее аромат, перемешанный с лунным светом, лился в окна и сводил с ума скучающих барышень.
Мы жили в маленьком, уютном одноэтажном доме из трех комнат, коридора и веранды. Комнаты отапливались двумя печками, и я любила проводить время, сидя на старом диване у горячей, шершавой побеленной стены, с книгой в руках. В печке трещали дрова, а с веранды, которая служила и кухней, доносились запахи пирожков, блинчиков или вареников. До стряпни обе мои воспитательницы были великие охотницы – пекли, жарили, варили без устали, искусно и с удовольствием. Грех чревоугодия, к счастью, совершенно не испортил фигуру ни им, ни мне.