Не волновалась, когда на следующий день её забрали прямо из батюшкиной лавки, обвинив в гибели Уилла, замерзшего насмерть в какой-то придорожной канаве на обратном пути. Тогда Ирис удивилась, растерялась и ещё испугалась за родителей, как бы им плохо после увиденного и услышанного не стало. Сердце у батюшки уже не так крепко, как в юности…
И в камере не волновалась. Просто было страшно.
Очень-очень страшно.
Умирать не хотелось. До ослепляющего ужаса, до безумия, до слёз и воя в тощую тюремную подушку. Но кричала и плакала она, пока ни единая живая душа не видела, а при посторонних старалась не показывать лишнего и особенно крепилась, когда к ней пускали родителей.
И уж тем более Ирис не беспокоилась, когда вместе с братом покидала Империю. В тот день ей совсем не хотелось оглядываться.
А сегодня волнуется. Стоит подле Ива в маленькой сумрачной зале храма Трёхликой, чувствует, как слабеют и подгибаются колени, и стыдливо прячет влажные ладошки за спиной.
Из дома они ушли не таясь, не скрываясь. Ирис надела самое красивое платье, какое только нашлось в шкафу — лёгкое, белое и почти неприличное открытое, — и волосы постаралась собрать так, как дома принято было у аранн, идущих под венец. Ив предупредил домоправительницу, что они улетают и вернутся только утром, взял Ирис за руку, и они отправились на поиски летуна. Собственного корабля у клана Чароит не было, наёмным не всем дозволялось пересекать черту города, а из тех, кому разрешалось, не каждый соглашался везти пассажиров в поселение, расположенное в стороне от главных дорог. Поэтому времени на эти поиски они потратили куда как больше, чем Ирис на все приготовления. Впрочем, Ив особо не тревожился, уверял, что дома их никто не хватится — ведь он честно предупредил об отлёте. Они обменяются клятвами в храме, переночуют в самом Менаде и утром поищут транспорт, идущий если не сразу в Изумирд, то до ближайшего тракта. Ирис напомнила робко, что в храм не всех пускают — не зря же незаконный Рейни прежде с господином Сагилитом о визите договаривался! — но Ив заявил, что их пустят непременно и чтобы Ирис о том не волновалась понапрасну.
Солнце уже начало к горизонту клониться, когда они добрались до Менада. В храм и впрямь пустили безо всяких препон, стоило Иву назвать своё имя на змеелюдском языке. Привратница, в мышасто-сером своём одеянии больше похожая на тень, нежели на служительницу богини, проводила их через маленький двор в храмовую залу. Ив оставил в чаше при входе две монеты подношением за себя и за Ирис, знаками объяснил девушке, для чего это, и только затем продолжил путь. Привратница — а может, всё-таки жрица? — попросила прибывших обождать немного. Говорила она не на змеелюдском и не на том языке, который Ирис про себя привыкла называть изумирдским и который уже чуть-чуть был понятен, а на каком-то третьем, однако Иву известном. Затем жрица удалилась, и Ирис с Ивом остались одни в зале. Пытаясь скрыть усиливающееся волнение, Ирис принялась осматриваться, насколько это возможно при двух бледных светильниках, едва-едва озаряющих и половину залы. В Империи не принято устанавливать в храмах изображения богов, статуи, картины и любое изображение с определёнными чертами лица. Благодатные полагались по сути безликими и ежели боги являют волю свою смертным, то в виде мыслей, чувств, озарения, особых знаков и стечения обстоятельств. Оттого немного удивительно было видеть каменное изваяние богини, да ещё и вызывающе обнажённое. То ли короткая юбка, то ли кусок полотна прикрывали бёдра, и больше ничего на скульптуре не было, не считая браслетов и ожерелья.
Наконец жрица вернулась в сопровождении другой служительницы, облачённой в то же серое одеяние, напоминающее Ирис платья монахинь, и велела следовать за ней. Ирис с тревогой глянула на Ива, заметила удивление и капельку растерянности в его глазах, но он улыбнулся ободряюще и снова взял её за руку, показывая, что готов идти до конца. Ирис кивнула, и они пошли за жрицей.
Путь был необычен. Миновали маленькую комнату и остановились в третьем помещение, внезапно пришедшим в движение. От неожиданности Ирис вцепилась в Ива, сам он нахмурился, огляделся и задал несколько вопросов жрице. Та ответила. Ив, перемежая жестами слова на франском, объяснил, что это специальная движущаяся кабинка, которую механизм опускает и поднимает вверх-вниз по шахте. Ирис опять покивала — кажется, Редж говорил о чём-то подобном. И сжалась — выходит, они опускаются вниз, в ту самую подземную часть, куда фрайн Рейни так попасть стремился и куда ушёл Редж? Но выпустят ли их обратно на поверхность? Вдруг не позволят подняться наверх, к солнцу, зелени и простору?
Кабинка остановилась, жрица открыла решетчатую створку с внутренней стороны, а внешняя железная дверь распахнулась словно сама собой. Вышли в широкий, на удивление хорошо освещённый коридор, жрица отступила к стене и Ирис увидела Фрию и Реджа.
— Брат! — отпустив Ива, Ирис бросилась к Реджу, обняла крепко-крепко. — Редж, я уж думала, что больше никогда тебя не увижу!
— Я тоже, — Редж осторожно обнял сестру, но почти сразу отстранился, всмотрелся обеспокоенно в её лицо. — Ирис, что ты… вы здесь делаете?
Ирис тоже отодвинулась от брата, оглядела его повнимательнее. Ни капельки не изменился, причёска всё та же, и щетина, и одежда, похожая на его обычную, а не на монашеское облачение.
— Да, меня тоже чрезвычайно заботит этот вопрос, — недовольно произнесла Фрия на франском и, повернувшись к Иву, спросила о чём-то на змеелюдском.
Ив ответил и Ирис, смутившись отчего-то, потупилась.
— Мы с Ивом обвенчаться хотели… то есть пожениться… то есть обменяться брачными клятвами пред ликом богини-змеи.
— Вы решили пожениться здесь, в Менаде? — опешил Редж.
— Ив сказал, что такие клятвы не нарушаются никогда…
— Не нарушаются. Только твой… вы оба готовы принять на себя такую… ответственность? Если решите пожениться при… таких обстоятельствах, то легко разойтись уже не сможете, — брат глянул на Фрию, втолковывающую что-то Иву, и добавил тише: — Вернее, ты-то уйти можешь, а вот у него вряд ли получится оставить тебя.
— Но зачем уходить и оставлять?
— Потому что он, да и ты тоже, ещё молоды. Потому что произойти может всякое. Потому что вы… говоря по чести, едва друг друга знаете и неужели вы действительно настолько уверены в чувствах своих и партнёра?
— Я… я люблю его! — выпалила Ирис.
— А он тебя?
— И он меня!
— Ты уверена?
— Уверена, брат! Можно подумать, каждая пара, что под венец идёт, любит и уверена.
— И какая жизнь их ждёт?
— Никому не ведомо в точности, как дорога жизни повернёт. Незаконный Рейни до недавних пор тоже, должно быть, знал в точности, что его ждёт, а теперь смотри, как всё обернулось. И я не думала, что окажусь в Финийских землях, и ты вряд ли предполагал, что всё так сложится…
— Мой путь всегда был куда неопределённее, чем у Блейка, — возразил Редж.
— И всё же вы оба здесь: он в Изумирде, ты в храме Трёхликой, — напомнила Ирис и отступила от брата.
Фрия выслушала ответ Ива на свои увещевания, покачала головой и обернулась к Ирис и Реджу.
— Уверена ли ты, дитя, что готова соединить себя брачными узами с юным Ивом, поклясться пред ликом Матери, что ваши пути останутся тесно переплетёнными до вашего последнего дня? — спросила жрица на франском. — Ты воспитана в другой вере, для тебя эти клятвы могут значить не больше стука капель в сезон дождей, но он обязуется следовать им до своего последнего вздоха. Если мы, змеерожденные, приносим клятвы, особенно пред ликом Великой матери, то остаёмся верны им, что бы ни случилось, как бы ни повернул наш путь, понимаешь?