…Искатель принял яд, и чёрная отрава проникла в его тело, высасывая жизнь до последней капли…
…Лишь змейка могла спасти своего возлюбленного, но как принять такое решение, как найти в себе силы забрать те крохи жизни, что ещё теплилась в искателе?..
Под резкий обрыв музыки Илзе замерла и рухнула на колени, точно подкошенная. Низко опустила голову, позволяя покрывалу волос упасть на грудь, скрыть её лицо от зрителей густой чёрной вуалью.
Сколько ни заглядывал Редж за прошедшие месяцы в «Розу ветров», никогда не реагировал на её танцы так же, как остальные. Или в том виновато влияние Фрии? Как поддаться гипнотизирующим движениям одной змеи, когда рядом сидит другая, близкая и прекрасная?
Музыка, робкая, будто неуверенная, зазвучала вновь, наполнила зал и Илзе медленно поднялась, откинула волосы назад. Обвела рукой пространство вокруг себя, повернулась неспешно на месте, завершая рассказ.
…Малахитовая змейка сделала свой выбор, каким бы тяжёлым он ни был…
Илзе знала, что за мгновение до того, как она закончит танец, Редж и Фрия уйдут. И отправятся не в храм Трёхликой — лететь в Менад ночью затея не лучшая, — но в дом клана Сагилит, где Фрия останавливалась, когда возникала нужда посетить Изумирд. А возникала эта нужда в последние месяцы даже слишком часто.
И одна Фрия никогда не приезжала.
Впрочем, вне стен «Розы» Илзе редко видела Фрию и разговаривать с Реджем ей не случалось, так, парой-тройкой фраз перебросятся иногда и только. То-то, наверное, Ирис удивилась бы, если бы узнала, что любимый брат за пределами храма времени проводит не меньше, чем в подземельях, покидать которые предположительно не должен.
Но Ирис нынче далеко.
Как и Ив, не выдержавший открытой неприязни матери к Ирис, непринятия их брака и того, что Озара говорила, когда девушка не слышала или не понимала. Озара и слова против скоропалительного отъезда сына не сказала, уверенная, что месяц-другой, и избалованному удобствами и возможностями Иву надоест жизнь в глуши, в шаге от бедности, и он поспешит вернуться в роскошь и вседозволенность старого бытия.
Уже и новый год настал, и зима на излёте, а Ив ещё не вернулся, ни один, ни с Ирис. Илзе всё чаще замечала растерянность, искреннее недоумение во взгляде сестры, когда речь заходила о сыне — как такое возможно, что он по-прежнему на севере, не прибежал обратно к матери, поджав хвост, тяготясь данными клятвами?
…И последствия этого выбора остались с нею навсегда…
Фрия и Редж ушли. Оставив зрителей на свой лад додумывать финал истории, Илзе покинула импровизированную сцену, отметила краем глаза, как посетитель с крайнего дивана встал и последовал за ней. Надела туфли, оставленные у края ковра, и подала знак ожидающей своего выхода Эпифании. Сама поднялась по боковой лестнице в верхний зал, махнула рукой остальным девушкам, стоявшим на галерее, и нырнула за одну из ширм.
Интересно, Редж хотя бы поприветствовал его? Или кузены теперь общаются только когда их дамы не видят?
Наверняка.
Он догнал её прежде, чем внизу зазвучала новая мелодия и зазвенели в такт колокольчики на бубне Эпифании. Приблизился, обнял, привлекая спиной к своей груди.
— Позволите? — спросил на франском.
— Если желаете, — прошептала.
— Вы прекрасно танцуете.
— Практика.
Сейчас её много, практики-то.
Выступления.
Постановка новых номеров.
Репетиции.
Уроки для девушек из «Розы» и не только.
И через полгода Эпифания тоже сможет наставлять новеньких девочек. И не только — если захочет, конечно.
Илзе повернулась в кольце рук лицом к Блейку, улыбнулась.
Тот вечер остался там, в Менаде, куда Илзе больше не желала возвращаться. Даже в мыслях заглядывать лишний раз не любила.
Получить от ашши не предсказание, ясное, неотвратимое, но лишь возможный вариант развития собственного пути, выбор, следовать ли по этой дороге или на развилке повернуть на другую — и всё же принять предсказанное как единственно верное для себя. Позднее Блейк признался, что до последнего не имел чёткого представления, что конкретно ашша имела в виду, перебирал возможности, наблюдал, как развиваются события и ведёт себя окружение. Догадался, только когда юные влюблённые сбежали в Менад, и Озара отправилась в дом Сагилитов за помощью. Ещё мог повернуть, мог избрать иную дорогу, однако упрямо следовал по этой.
До конца, каким бы он ни был.
Илзе не знала, любила ли она в нём твердолобое это упрямство, граничащее с безрассудством, или то была черта, порождающая сугубо недовольство. Не знала, нравилось ли ей собственное упрямство. Она ведь тоже стояла на своём едва ли не до последнего, упиралась, хотя подозревала, что ни к чему хорошему оно не приведёт.
На Северо она не оглядывалась. Он избегал показываться ей на глаза и, сколь знала Илзе, некоторое время назад вовсе улетел из города. Конечно, однажды он вернётся — в Изумирде его дом, клан и отец, — но дорогу больше не заступит ни ей, ни Блейку.
Всё просто. Укус змеерожденного выглядит достаточно приметно, особенно для тех, кто понимает, что к чему. Нужно постараться, чтобы проколоть человеческую кожу лишь самыми кончиками клыков и даже тогда расстояние между ними будет больше, чем у обычной змеи. Капелька яда на кончики собственных когтей — способ куда более удобный, надёжный и действенный. Блейк сам подал руку Северо, добровольно принял яд чёрного змея и даже не поморщился, когда когти вонзились в ладонь. Ещё и улыбался невозмутимо, словно ему чашу с освежающим напитком поднесли, — и полубезумная его улыбка вынудила Северо отступить, убраться с корабля подальше. Об этом Илзе рассказала Озара, чей взгляд на Блейка слегка переменился с той поры, а Озаре — Стене, меньше всего ожидавший подобного поступка от своего обычно сдержанного, немногословного сына. И когда к полудню следующего дня Блейк очнулся, то Илзе не знала, что делать в первую очередь, разъяснять, как он отчаянно, безрассудно рисковал, или плакать, что он пришёл в себя, пережил что одну дозу яда, что вторую.
Яд мужской и женской особи из змеерожденных может нейтрализовать друг друга — так, кажется, говорил Редж, помогавший перенести тело кузена в храм. И ещё что-то про естественное противоядие и особенности физиологии змеерожденных. Илзе не слушала толком. Не думала. О физиологии своего народа точно. Понимала, что все эти познания Редж или успел собрать в храме, или Фрия ему рассказала, но в тот долгий тёмный вечер его слова слышались бессвязным бормотанием.
Долгий вечер.
И мучительно долгая ночь.
И изматывающе долгое утро.
Иву и Ирис рассказали позже, резона беспокоить их в первую брачную ночь не было, да и что бы они сделали?
Нет, не стоит оглядываться на те давно прошедшие часы.
Есть здесь и сейчас. Резные ширмы вокруг, пряный аромат благовоний, музыка и кольцо тёплых рук на талии.
— Редж опять заходил, — Илзе обняла Блейка за шею, всмотрелась в тёмные глаза в прорезях маски.
— Знаю. Видел его. И Фрию.
— Вы хотя бы разговариваете?
— Разговариваем, отчего нет?
— Он отправлял весточку родным?
— Не упоминал. Я, впрочем, тоже.
— Не упоминал или не отправлял?
— Не отправлял, — Блейк усмехнулся. — В крайнем случае, отец может разузнать все подробности о судьбе беспутного запасного наследника у императора. Или у императрицы. Как бывшему незаконному артефактору Астре все эти камушки с искрой только в радость. Заодно и рассветники становятся более зависимыми от её воли. Всё дело.
— И впрямь, — согласилась Илзе.
Блейк поцеловал её, и Илзе ответила, прижалась теснее, не торопясь напоминать о правилах «Розы». Минута-другая до окончания выступления Эпифании у них есть… и это просто поцелуй.
С капелькой яда для обоих.