Выбрать главу

— Практика. И немного змеиной ворожбы.

— Ты говорила, что давно не практиковалась.

— Прежде возможностей было мало. Зато нынче ими хоть очаг топи.

Новая мелодия наполнила зал внизу, но не смогла заглушить звука шагов поднимающегося по лестнице человека.

— Оставишь нас? — Илзе отпила ещё немного, поставила чашу на край столешницы.

— Нас? — повторила Эпифания озадаченно и вскинула глаза на появившийся за ширмой чёрный силуэт. — А-а… хорошо. Увидимся позже.

Илзе кивнула Эпифании и девушка, подхватив яркие юбки, выскользнула из закутка, уступив место мужчине. Тот проводил Эпифанию удивлённым взглядом и шагнул внутрь.

— Позволите? — спросил на франском.

Впрочем, здесь, в многоликом, многоголосом Изумирде можно услышать, кажется, все известные языки, наречия и говоры, порождённые людьми и теми, кого называли нелюдями, демонами харасанской империи.

Илзе молча повела плечом — как пожелаешь, мол. Да и, следовало признать, отвыкла за эти месяцы от франского языка, и оттого звучал он резче прежнего, с неприятным, чуждым слуху произношением. Наверное, повторить уже не получится, только говорить с акцентом, как иностранка.

Мужчина прошёл за ширму, сел на место Эпифании, огляделся. Чёрная одежда принятого в западной части континента фасона, простая и уже заметно поношенная — и где нынче богатое платье высокопоставленного франского вельможи, приближённого к самому государю? Оружия нет — посетители «Розы ветров» оставляли его при входе. Верхняя половина лица скрыта чёрной полумаской, какую получали все переступающие порог этого заведения, а нижняя заросла щетиной. Тёмно-каштановые волосы стали немного длиннее, чем помнила Илзе, зато пара-тройка непослушных прядей по-прежнему падала на карие глаза. Руки словно сами собой тянулись их поправить…

И сколько раз она роняла в шутку, что не след фрайну его положения ходить лохматым, будто вечно странствующий неприкаянный бродяга?

Лишь усмехался в ответ.

— Вы прекрасно танцуете, — и тон официальный, суховатый, точно на публичной аудиенции у государя.

— Практика, — повторила Илзе на франском и сама нахмурилась от того, каким вороньим карканьем прозвучало её произношение.

— Не знал, что вы отдаёте столько времени и сил танцам.

Он многого о ней не знает. Как и она о нём. Ни один из них не особо стремился заполнить эти пустоты. Не потому, что были молоды, глупы и ничегошеньки не смыслили ни в беспокойном этом мире, ни в людях вокруг.

Наоборот, как раз таки кое-чего да смыслили и потому не спешили сокращать расстояние, разделяющее не два тела, но два разума, два сердца.

С телами, оно всегда как-то проще, яснее.

— Движение, танец, истории, воплощённые не в словах, но языком тела — в крови у моего народа. Можно не знать чужого устного языка, не понимать письменного, но язык тела способен рассказать многое даже самому несведущему.

— Действительно… — знакомая усмешка царапнула слух.

Илзе глянула искоса на сидящего рядом мужчину, поймала сумрачный его взгляд. Он ведь проделал немалый путь, прибыл издалека, нашёл её в крупнейшем на побережье портовом городе, где разыскать кого-либо задача не из лёгких. И чего ради? Посмотреть танец-другой и попытаться завести беседу, которая, как ни старайся, не собирается в единое целое? Ему, поди, и вовсе странно видеть её в месте, подобном «Розе ветров», пляшущей бесстыдно перед мужчинами, словно нет у неё иного способа заработать на жизнь.

— Блейк…

Зря.

Не стоило произносить его имени вслух. Надо было и дальше поддерживать игру в простого посетителя и беспутную девку, раз уж Блейку охота делать вид, будто они знать друг друга не знают и он всего-то пытается купить её внимание на один вечер. Но Илзе выдохнула его имя — и словно натянутую до предела тетиву лука спустила.

Блейк повернулся к ней резко, точно лишь того и ждал. Подался, одновременно отодвигая столик от дивана, отчего чаша покачнулась, но устояла. Илзе не уклонилась, не воспротивилась, хотя могла…

Наверное, могла. Только не захотела. Потянулась навстречу и мужчина впился в её губы жадным, требовательным поцелуем. Илзе ответила с жадностью не меньшей, с тем закипающим враз нетерпением, что далеко и надолго отбрасывало всякие разумные мысли. Привстала, ухватилась за куртку, притягивая ближе к себе, рискуя пробить чёрную кожу удлиняющимися когтями. Ощутила с затаённым удовлетворением, как мужские руки прогулялись хаотично от бёдер до груди и обратно, оглаживая, сжимая поверх тонкой ткани. Диковатая эта, хмельная страсть пьянила, туманила разум тяжёлым ароматом благовоний, разливалась жаром по телу, отдавалась в ушах перезвоном бубенцов. И так легко позабыть в безумном этом вихре о недавнем прошлом, о сказанном и невысказанном, о пропасти, разделившей тогда и сейчас.