— Ты знала?
— Как я тебе уже говорила однажды, храм нуждается в искателях. Твой… Блейк дальше не пошёл…
— Ему разве предлагали?
— Они всем, кого сочтут достойным, предлагают, — усмехнулась сестра. — Не думай, в ряд достойных немногие мужи становятся… а соглашается и того меньше. А с девушкой что?
— Она должна вернуться на родину, поскольку в случае согласия фрайна Рейни о ней некому будет позаботиться…
— Я позабочусь об Ирис, — перебил Ив по примеру матери. — Мама, ты вечно твердишь, что я ветреный, безответственный, голова у меня звонкая что пустая кастрюля и мне давно повзрослеть. Вот, я готов принять на себя ответственность за Ирис и позаботиться о ней как должно.
— Ив, Ирис живой разумный человек, не бессловесная игрушка, с которой можно позабавиться, а после на дальнюю полку забросить и забыть, — заговорила Илзе негромко. — Не бездомная собачка, которая до конца дней своих будет тебе благодарна за приют и еду, станет любить безусловно и безответно и терпеливо ждать твоего возвращения, когда тебе вздумается оставить её дома одну. Не птичка в клетке, что будет петь, когда тебе того захочется, а как прискучит, то клетку можно перенести и заботам слуг перепоручить. Что ждёт Ирис завтра, или через неделю, или даже через год, когда пыл твой поутихнет и желание заботиться о ней иссякнет пересохшим источником? Куда она пойдёт, сумеет ли устроиться в незнакомом городе так же, как могла бы устроиться в родном?
— Ирис моя возлюбленная, избранница моего сердца, — с горячностью возразил Ив и собственническим жестом обнял Ирис за плечи. — Она будет жить со мной, в моих покоях, как моя любимая, как моя женщина, а потом… потом мы соединим наши руки и наши судьбы по тому брачному обряду, который она сочтёт для себя подходящим. Мама, тётя, — Ив небрежным движением склонил голову перед обеими женщинами и увёл окончательно растерявшуюся Ирис из гостиной.
Все трое проводили удалившуюся пару взглядами: Блейк удивлённым, Илзе раздосадованным, а Озара обречённым.
— Помяни моё слово, сестра, и полугода не минует, как девушка либо понесёт и останется здесь в качестве матери моего внука, либо нам самим придётся оплачивать ей дорогу до этой её Империи, потому что сынок мой натешится с ней, да и полетит за другим ярким цветком, — Озара удручённо покачала головой. — Знала я, конечно, что однажды Ив приведёт в клан ту, кого назовёт своею избранницей, но чтобы так скоро… да ещё и…
Возможные эпитеты в адрес Ирис Озара удержала, вслух не произнесла, хотя Илзе не сомневалась, что подумала.
— Маме не по нраву пришлась суженая сына? — с усмешкой уточнил Блейк.
Илзе промолчала. Ей и самой не пришлись по нраву… тайны обоих Рейни и странные оговорки Ирис.
— Говорят, Фрия и тебе предложение делала.
— Какое предложение?
— То же, что и твоему кузену. Спуститься в храм… да там и остаться.
Ответил Блейк не сразу. Илзе не торопила, разглядывая занавеси вокруг кровати, где-то задёрнутые полностью, где-то лишь частично, словно впопыхах. За белым пологом виднелась спальня, озарённая зыбким лунным светом, щедро проникающим через открытое окно. Одежда опять по всему полу разбросана, хотя, казалось бы, уже не первый день одни покои на двоих занимают и видят друг друга постоянно, чтобы успеть настолько соскучиться.
Или просто нужно времени побольше, чтобы диковатая эта страсть поутихла и они наконец насытились бы друг другом?
Наверное.
Хотя сейчас, лежа подле Блейка среди смятых простыней, Илзе не знала, хотела ли в действительности, чтобы пресыщение наступило поскорее и пути бы их разошлись сами собой, без лишних усилий?
— Предлагала, — наконец заговорил Блейк ровным тоном, будто речь о пустяке каком.
— Да? И когда же?
— Когда пришла в гостевой дом в первый раз.
— Но она ведь спрашивала, готов ли ты, согласен ли, и ты ответил, что готов и согласен, — вспомнила Илзе. — На что же ты в таком случае соглашался?
— На тебя.
— А её предложение?
— Скажем так, Фрия весьма недвусмысленно обозначила, что если я не уверен в своём выборе и сомневаюсь в верности собственного решения, то меня может ожидать и третий путь.
— Вот как?
— Все тайны и таинства храма в обмен на мой уход под его сень. И даже кусать не станут.
— Кусать-то зачем?
— За тем.
И всё-то в укусы упирается.
С малых лет Илзе почитала Мать-Змею как должно чтить ту, чьё тело породило весь мир, великую, могущественную богиню змеерожденных. Она знала о ней всё, что каждый змеерожденный впитывал с молоком матери, даже если сама мать была иного рода, знала все изначальные истории и легенды, связанные с богиней, принесённые предками из Великих песков. Илзе верила и верила искренне, хотя и без чрезмерного религиозного фанатизма. Но так называемыми боковыми ветвями, культами, образовавшимися в результате соединения двух религий, под влиянием времени и перемен, никогда не интересовалась. Знала о храме в Менаде, что он существует и что в обители Трёхликой допускаются лишь женщины, и только. Большее её не заботило, да и не касалось до недавних пор.