— Одна ночь… Ты и ночи не продержалась! — шипел Гаррон рядом с ней.
Оливия была благодарна, что черная вуаль скрывала ее улыбку: ярость Гаррона стала бы еще сильнее от этого.
Хотя корешков не хватило, чтобы горло лорда Бассета взорвалось, они не дали ему дышать. Целители посчитали, что возраст и жир привели к остановке сердца. Свадебные декорации убрали, и большая столовая поместья Зеленокрови была в черном. Стулья и столы отодвинули, чтобы освободить место для почти бесконечной процессии людей моря, что пришли выразить уважение к лорду Бассету.
— Я подумала, что удобнее сделать это, пока все еще здесь, нам не нужно ждать, пока все эти лорды и дамы вернуться в Зеленокровь, — пробормотала Оливия.
Торговец остановился, чтобы выразить соболезнования, и Оливия склонила голову в благодарном поклоне. Гаррон держал ее за руку. Людям вокруг них казалось, наверное, что он поддерживает ее, но его пальцы были сжаты слишком сильно.
— Я все еще тебе не верю, — прошипел он, когда они остались одни.
Обвинение в его голосе раздражало сильнее давления его руки.
— Гаррон, я бываю разной. В твоем праве называть меня убийцей, простолюдинкой, соблазнительницей. Но меня нельзя обвинять во лжи. Совет двигается слишком медленно, — прошептала она, опустив ладонь на руку Гаррона. — Если бы я не сделала ход, Бассета могли бы и не наказать.
Она провела большим пальцем по шрамам на его костяшках, его хватка медленно ослабла.
— Но… я все еще не одобряю.
— Я этого от тебя и не ждала.
Он притих, подошла еще колонна скорбящих. Оливия смотрела, как он хмурится.
— Может, это было добрым поступком, — прошептал он, когда они ушли. — Пока люди Бассета думают, что он умер от остановки сердца, он будет покоиться с почти не испачканным именем.
Оливия не подумала об этом. Она хотела ударить себя. Почему она не потерпела?
— Он даже этого не заслужил, — прорычала она.
— Да… потому что зовется милосердием, — сказал Гаррон.
Его губы дрогнули в крохотной улыбке.
* * *
Когда все скорбящие ушли, Гаррон настоял, что не может больше оставаться на острове.
— Корабль без штурвала заплутает, как и мои люди, — добавил он, вздохнув. А потом вытащил баночку из кармана. — Вот. Горацио попросил взять. Он уже перестал составлять чай из сорняка мертвеца, но у него есть целый список отвратительных рецептов. И, раз только тебе он понравился, он отдал последнюю баночку.
Оливия приоткрыла баночку, улыбнулась, увидев высушенное кроваво-красное содержимое пакетиков внутри.
— Я скучала по сорняку мертвеца.
— Я знаю, мадам, — пробормотал Гаррон, качая головой. — И я перестал пытаться понять, почему.
— Может, когда-нибудь я тебе объясню.
Он убрал ее ладонь от своего воротника и хмуро сказал:
— Попытайся вести себя прилично, ладно?
Оливия ждала, пока он уйдет за дверь, а потом пошла наверх, скалясь из-за своей судьбы.
Бассеты умерли, и хозяйство попало в ее руки. Тристан это так не оставит, он захочет у власти того, кем может управлять. И если Оливия не хотела быть повешенной на глазах у совета, она будет делать, как он скажет.
Не меньше трех слуг остановили ее по пути, и у каждого был список вопросов, куда и что отнести или кого куда назначить. С их языков слетало столько мелких тревог, что Оливия засомневалась, что Зеленокровь выстоит без нее.
— Спрашивайте Карлтона, он скажет все, что вы хотите знать, — рявкнула Оливия.
Спешные шаги остановились за ней. Один из слуг охнул:
— К-конюха, миледи?
— Да, — сказала Оливия, ухмыляясь, когда ощутила, как воздух застыл за ней. — Да, Карлтон был тут достаточно долго, чтобы понять, чего я ото всех жду. Все вопросы к нему. Пусть знает, что он за это отвечает, — бросила она через плечо и направилась к третьему этажу. — И скажите ему, что я расстроюсь, если он подведет меня.
Она оставила слуг с их возмущенным лепетом с улыбкой на губах. Конюх во главе острова? Это сделал бы Гаррон. Карлтон был простоват, но это было его хорошим качеством.
Закрыв дверь комнаты, Оливия ощутила облегчение: слабый дождь стучал по подоконнику открытого окна, огонь яростно трещал в камине. Впервые с принятия предложения лорда Бассета она осталась в приятном одиночестве.
Служанки сморщили носы, когда Оливия попросила повесить чайник над огнем, но сделали, как им сказали. Кипящая вода лилась на чайные листья, становясь черной, как стебель сорняка мертвеца. Слабый аромат доносился от чашки, такой тонкий, что его можно было скорее ощутить, чем учуять. И запах пробирался в голову Оливии, успокаивал потоки ее крови.