Он застыл у стула, глядя мимо нее, приоткрыв рот. Под его глазами пролегли тени. Может, потому что его кожа побледнела.
Его язык скользнул по губам, а потом он выпрямился.
— Но сегодня я удивительно щедрый, так что позволю тебе жить, если ты не будешь мне перечить.
Она не была уверена, но ей показалось, что подбородок Тристана дрожал, пока он поворачивался к открытому окну. Он мгновение смотрел туда, скалясь. А потом вдруг пошел к двери.
— С дороги, девчонка, — рявкнул он, отодвинул ее и уже ступал на неровный участок из камня. Он споткнулся…
Этого Тристан никогда не делал.
— Прошу! Не… ай!
Но Оливия не прекращалась. Она беспощадно избивал его, ударяя кочергой по его поднятой руке, но запястью, а потом и по голове. Он упал на землю и мог лишь стонать, когда кочерга ударила его по ребрам. Оливия раздавила ногой его нос, хоть и ушибла при этом палец.
Это того стоило.
— Прошу… прошу! — с трудом выдавливал он.
Дыхание Оливии шумело в легких. Выло в ней и вырывалось из груди, она прижала кочергу к пульсирующей вене на горле Тристана…
Нет.
Нет, смерть была слишком доброй судьбой для Тристана. Он лишил ее всего, пытал ее все эти годы, держал под каблуком. Если она убьет его сейчас, трепет в ее венах зашипит и угаснет. Но если она позволит ему жить, страдать… о, Яд будет радоваться годами. Она будет держать его под каблуком. И он ей за все заплатит.
Она из последних сил убрала кочергу, лишая себя удовольствия ощущать, как он корчится на грани смерти. Ее ноги дрожали, она прошла к креслу. Она улыбалась, пока садилась.
Тристан лежал в луже на полу. Кровь окружала его голову, он скулил, пытаясь поднять ушибленную руку. Она могла поклясться, что видела агонию в его глазах, когда легкие раздувались рядом с разбитыми ребрами.
Она наблюдала за ним мгновение, радовалась объятиям Яда, улыбаясь из-за осознания, что Гаррон ошибся.
Сорняк мертвеца был ядовитым.
Чай по-особенному подействовал на Тристана. Ее резкий напиток успокаивал, не позволял тревожиться, расслаблял мышцы. Но пока человек радовался успокоению разума, шептун зависел от разума, так что силы чая… подавляли его.
— Что ты… сделаешь… со мной? — простонал Тристан, едва дыша.
Она могла погрузиться в Яд, в глубину темных желаний, но, если она хотела страдания Тристана, ей нужно было думать как Гаррон.
— Я позволю тебе жить, — тихо сказала она. — Я даже не лишу тебя твоего кабинета. Но ты должен понять одно. Это очень важно. Теперь ты работаешь на меня, канцлер. И слушаешься меня.
Он оскалился.
— Если я… откажусь?
— Я убью тебя. Если пойдешь к совету, то я раскрою, какая ты крыса, и они убьют тебя. Гаррон записывает все для меня, и обвинения эти очень подробны.
— Гаррон…?
— Да, мы с Гарроном давно работаем вместе. Боюсь, он сделал мне предложение лучше. Он знает формулу, как и я, — добавила она, заметив, как план формируется за пленкой боли в глазах Тристана. — Если убьешь меня, он покончит с тобой. Если попытаешься убить его… надейся, что Смерть найдет тебя раньше меня.
Это было чудовищной ложью: она была уверена, что Гаррон не знает об истинной силе сорняка мертвеца, и она не думала, что он следил за ее убийствами, хотя он запоминал все, так что это было возможно.
Но Тристан этого не знал. Он знал лишь боль, вкус своей крови и улыбку на губах Оливии. Больше ему знать и не нужно.
— Мы договорились, канцлер?
Он неразборчиво стонал, кровь покрывала его лицо.
Оливия встала.
— Да! — выдохнул он, глаза расширились при виде кочерги. — Да, мы договорились!
— Хорошо.
Оливия пошла к двери, смеясь, когда Тристан разрыдался. Без щита из силы шептуна он остался пресмыкающимся трусом, каким она всегда его знала.
В конце коридора была стража. Оливия махнула им:
— Позовите Карлтона. Скажите ему готовить телегу и принести самый большой мешок для еды. Мне нужно немедленно кое-что доставить в замок канцлера.
Она слушала звяканье брони стража, он поспешил по лестнице, а ее сердце колотилось от трепета из-за того, что она только что сделала. А потом она вытащила из-за воротника кинжал, уже смазанным парализующим ядом.
Она хотела увидеть, будет ли сопротивляться Тристан без сил его разума.
— Олив… Оливия, — простонал Тристан за ней. Его лицо стало цвета снега, он смог перекатиться на спину и выдавил сквозь кровь. — Что было в… гах! В… чае?
— Не скажу, — прошептала она и прошла к нему. Она присела, чтобы дотянуться до него, схватила его за волосы, оттягивая голову, чтобы он смотрел ей в глаза, пока она тихо говорила. — И с этих пор ты будешь звать меня по имени, что украл у меня. Ты будешь звать меня Д’Мер.