— Мои поступки — не твое дело. Меня прислали сюда наказать тебя.
— Нет, — простонал он. — Ты должна понимать, что я не знал, я не верил ему, когда он сказал, что пошлет призрака против меня. Как я мог ожидать… Нет, стой!
Но Оливия не остановилась. Она прошла три шага к свету, улыбаясь под маской, а Фостер скулил.
— Тридцать! Я дам ему тридцать процентов!
Она вытащила кинжал из-за пояса, намеренно задевая краем лезвия ножны.
— Сорок, Судьбы ради! Сорок, он почти присвоит меня!
Оливия убрала кинжал и вытащила из складок плаща пергамент.
— Ты подпишешь это соглашение и доставишь в Харборвилль к концу недели. А они отнесут его канцлеру.
— Но до Харборвиля неделя езды…
— Тогда спеши. Если не успеешь вовремя, я вернусь… и я буду злой, — Оливия бросила пергамент к его ногам и смотрела, как Фостер запихивает его в карман. Она ушла от света и пропала во тьме леса.
Фостер звал ее. Хотел узнать имя, хотел узнать, откуда ей было известно, что он будет в таверне. Но она не ответила. Она никогда не отвечала. Она хотела, чтобы люди знали как можно меньше о новом агенте канцлера.
Оливия лучше будет призраком, чем с именем, так страх жертв заставит их молчать.
Тристан был прав: назревала война. Она все время слышала, как Банагер не может договориться с шептунами. Он многих прогнал из Средин, некоторые хотели восстать, и с каждым днем их становилось все больше. И хотя люди морей не любили сражаться, Оливия была уверена, что они готовились.
Деревня Фостера была в ответе за поставку армии совета лук и стрел. Из-за грядущей войны оружие будет придерживаться и продаваться дороже, так что она потратила время, чтобы перебираться по лесу и морям от поместья к поместью, чтобы укрепить хватку совета на всем от брони до торговцев рыбой.
Если Королевство охватит война с шептунами, им потребуется каждый меч и крошка, которые можно собрать.
И этого все равно не хватит.
Она разобралась с Фостером и хотела увидеть еще одного торговца. Корабль ждал в Оуклофте, чтобы вернуть ее в Зеленокровь, но она повернула на север.
Ее кобылица бежала мили по знакомой тропе, огибала большие деревья, и тьма ночи сменилась бледным рассветом. Сосновая стража только начинала просыпаться, первые струйки дыма поднимались из труб, первые сонные жители выходили из домов по делам. Некоторые кивали ей, пока она проходила, улыбались знакомому виду всадника в маске, часто остающегося у Гаррона.
Она оставила лошадь в конюшне, конюхи дали ей воды и овса. Оливия пошла в дом.
Она была в нескольких ярдах от двери, когда дверь распахнулась. После всего, что она узнала о нем, она не была удивлена, что Гаррон ответил сам. Он, наверное, увидел ее из окна кабинета.
— Я слышал, что призрак Д’Мер буйствует в лесу, угрожая лордам и торговцам. Ты об этом ничего не знаешь?
— О, Гаррон, ты же знаешь, что я не слежу за слухами, — ухмыльнулась Оливия.
Его рубашка была не заправлена и смята. Его ноги были босыми, пояс сидел на нем криво. Она знала, что он, похоже, не спал всю ночь, а пробыл в кабинете, хоть он бы и не в очках, и она знала, что это не цифры его беспокоят.
— Полагаю, ты только вернулась в поручения канцлера? — сказал он, пока она приближалась.
— Да. В этот раз это был Фостер, — ответила Оливия.
Она решила не говорить Гаррону о своей свободе. Все моря верили, что Тристан все еще правил, и этому лучше было продолжаться. И, если бы Гаррон узнал правду, он отругал бы ее за то, что она продолжала со своими… переговорами.
Он окинул ее взглядом.
— И ты прибыла, потому что хочешь укрыться, пока не залечишь раны?
— Нет. Я не ранена, — она сняла капюшон и маску. — Видишь?
Рот Гаррона приоткрылся, впервые он выглядел значительно удивленным.
— Тогда ты в беде? В опасности? Тебя преследуют?
— Нет… все в порядке.
— Тогда зачем ты здесь, мадам?
Она не была уверена.
— Думаю, причины нет. Я надеялась, что мы сможем поговорить, — Оливия остановилась на расстоянии вытянутой руки от него, невольно улыбнулась от неожиданного смятения в его голубых глазах. — Ты меня не впустишь?
Мгновение казалось, что он откажет: он хмурился. А потом вдруг обнял ее.
Это было странно, но его губы, прижавшиеся к ее губам, были не такими строгими, как она ожидала. Они двигались нежно и терпеливо. Яд должен был восстать, побежать по ее венам, заставить ее действовать грубее, довести Гаррона до предела и слушать его стоны.
Но вместо жжения ее кровь стала… теплой. Это смягчало ее. Она терпеливо двигалась с Гарроном, успокоенная до кончиков пальцев.
Мир стал размытым вокруг нее. Она едва слышала скрип ступенек, она так сосредоточилась на давлении рук Гаррона, пока он нес ее вверх. Грубость его туники сменилась нежностью его кожи… его ладони направляли тепло ее плоти в душу…
И, казалось, прошло лишь мгновение, и Оливия лежала, прижав голову к груди Гаррона, слушая уверенное биение его сердца, наконец, касаясь пальцами волосков на его груди.
Пот покрывал ее шею. Она закрыла глаза от щекотки, расслабляясь. Ее дыхание было глубоким, она дышала одновременно с Гарроном. Его рука обвивала ее плечи, прижимая ее к нему. Если бы не его сила, она бы растаяла и выплеснулась на пол.
Слабость… от этого ее руки стали вялыми. Но такая слабость была странной. Она не привыкла к такому, это была не беспомощность, которую она ощущала под сапогами Тристана. Это было не раздражение от того, как Гаррон сбивал ее на пол на тренировках, не потрясение от удара кого-то сильного.
Нет, эта слабость отличалась. Это ощущение покрывало ее, но не говорило о том, как она слаба, а убеждало в том, что ей не нужно быть такой сильной… что хотя бы раз в жизни она может лежать и знать, что она в безопасности.
— Я бы сделал тебе предложение, но ты вряд ли принесешь добро.
— Это точно, — согласилась она. — Даже если бы я не принадлежала Тристану, я все равно отказалась бы.
Он рассмеялся, губы задели ее лоб.
— Хорошо. Тогда мне придется быть твоим любовником… ах, надеюсь, ты не убиваешь своих любовников?
Оливия фыркнула.
— Не глупи. А если я захочу одного из них снова, но уже перерезала ему горло?
Гаррон выпятил подбородок и посмотрел на потолок.
— Это хорошо звучит, мадам.
— Спасибо.
Они какое-то время молчали. Оливия не двигалась, наслаждалась нежным течением крови Гаррона, успокоенная своей слабостью.
— Что заставило тебя передумать? — прошептала она через миг, снова закрыв глаза. Она улыбнулась от гула в его груди, когда он ответил:
— Время. Осознание, что ты проехала столько миль не из надобности, а просто из желания поговорить со мной. А время, дорогая моя, наша самая ценная собственность, — его большой палец нежно скользил по ее руке. — Это подношение заслуживает внимания.
Он притих на миг, а потом тяжко вздохнул.
— Нет, дело не только в этом, все куда больше, чем я мог бы представить. Я считаю, что, пока лежу здесь, я у тебя в огромном долгу.
В этот раз Гаррон ошибался.
Оливия всегда будет принадлежать Яду. Но пока что он был глубоко. В эти мгновения она дышала в объятиях Гаррона и ощущала их как удивительный подарок.
Любовь была ядом, но с Гарроном она ощущалась как бальзам. Оливия ощущала себя дома в этот миг, такого не было давно… и она сомневалась, что ощутит это снова.
Она подняла голову, чтобы видеть его глаза, прижала большой палец к его подбородку и твердо сказала:
— Ты не в долгу предо мной, Гаррон. Продолжай исцелять меня… и ты никогда не будешь предо мной в долгу.