— Ого, прямо так? Ты знал, что это сработает?
— Это знание всегда было с нами, но считалось осквернением. Нарушением закона драконов. Я потерял всё в ту минуту, как сделал это, брата, колонию, и с этого момента я стал драконом Гельмута.
— Невероятно, — сказала я, и снова воцарилась тишина. — Ты никогда не задавался вопросом, есть ли где-то у тебя дент?
— Никогда не задумывался, но я точно знаю, что у всех драконов есть денты.
— Что?
Он снова улыбнулся.
— Это встречается не так редко, как ты думаешь, Елена. Проблема в том, что наши истинные всадники могут уже умереть к тому времени, как мы проклюнемся из яйца. Мы стареем не так, как люди, так что я думаю, мой всадник умер до того, как я стал готов к такому развитию событий.
— Ты никогда не чувствовал себя обманутым, потому что у тебя украли что-то подобное?
— Нет, Гельмут мне очень нравится, и когда верх берет моя темная сторона, он рыдает громче меня.
— А как часто ему приходится это делать?
Эмануэль усмехнулся.
— В начале это было постоянно, но, чем старше мы становимся, тем меньше нам это требуется. Последний раз это произошло пять лет назад, и я до сих пор не чувствую в себе ни капли зла. Обычно я говорю ему, когда это требуется, но он и сам все видит.
— Ого, рада, что Джордж дент Бекки. Не думаю, что она смогла бы совершать с ним такое.
— У некоторых кишка тонка для этого.
Я теребила свои руки, страшась ответа на вопрос, который действительно хотела задать.
— А мой отец…
— Он заявил права на Ночного Злодея, Елена, и сделал это, не имея метки всадника. Твой отец был уникальным человеком, но Ночные Злодеи не самые грозные драконы. Они злее Солнечных Взрывов. Когда твой отец порол его, потом их обоих мы не видели по несколько дней. Он сильно не любил это делать.
Я не захотела рассказывать ему о той ночи, когда слышала избиение Блейка сэром Робертом. Это было ужасно, и меня до сих пор иногда мучают кошмары.
— Ну, чтобы закончить на позитиве, скажу, что не представляю свою жизнь без Гельмута и Мэгги.
Я улыбнулась.
— Если уж речь зашла о ней: когда ты дал ей свою сущность?
Он засмеялся.
— Ты и об этом знаешь?
— Я догадалась. В ее жизни нет ни следа, указывающего на то, что дракон есть или был когда-то, так что сущность она могла получить только от тебя. Она всегда тоже говорит о тебе только хорошее, а ещё пугает всех, что ты их спалишь, если они не сделают то, что ей нужно.
Он засмеялся.
— В этом вся Мэгги.
Его смех прервался, и он улыбнулся, глядя на палубу, а потом посмотрел на меня.
— Это произошло за сотни лет до Дейзи и Люцина. Ее поразило чумой Арива, сомневаюсь, что люди на той стороне знают о таком заболевании, а может быть, и знают, но под другим названием. Констанс все время исцеляла ее, но болезнь возвращалась. В последний раз она отказалась от лечения, сказала, что не может больше терпеть боль от исцеления и очень устала. Я бы не мог вынести мук Гельмута без нее, поэтому однажды ночью, когда он спал у ее кровати, я пришёл к ней. Ее дыхание было очень слабым, и она вся промокла от пота. Я отнес Гельмута в его комнату. Он был так измотан и боялся, что ему придется жить без нее.
В это время у нее сидела медсестра, и я попросил ее дать мне минуту наедине с Мэгги. Она проснулась, когда я стал расстёгивать рубашку, — он снова рассмеялся. — Ты бы видела ее лицо.
Я тоже рассмеялась.
— Она подумала о другом.
Он кивнул.
— Я сказал ей, что моя сущность ей поможет, исцелит и защитит от вируса. Поначалу она не захотела, но, когда я сказал ей, как Гельмут нуждается в ней, в наследниках от нее, и что для него больше никого не существует… Она поняла, что я говорил правду. Она слабо кивнула, и я дал ей свою сущность.
Я нахмурилась.
— И что было потом? Я имею в виду, как вы даёте свою сущность?
— Боюсь, если скажу тебе, ты выпрыгнешь с яхты и снова попытаешь счастья с ливачервями.
Я рассмеялась.
— Навряд ли. Странности Пейи, похоже, так на меня не действуют.
— Хорошо, тогда не говори, что я не предупреждал тебя, — он расстегнул рубашку, и я поняла, как себя почувствовала тогда королева Маргарет. — Елена!
— Что? Извини, я… — мы оба рассмеялись. — Теперь могу тебе точно сказать, что она тогда почувствовала.
— Ну, ты не совсем права, — сказал он и ухмыльнулся.
— Хорошо, — я села прямо и сосредоточилась. — Тогда как?
Он покачал головой с нисходящей с губ ухмылкой и продолжил расстёгивать рубашку.
Он оголил левую часть своей мускулистой груди, и я увидела тонкую линия. А потом я поняла, что он хотел сказать мне.
— Вам приходится отдавать им частичку своего сердца.
— Умница.
— Но как? — я покачала головой, пытаясь представить.
— Это непросто, потому что Ласточкокрылые не могут целить драконов. Конечно, они могут попробовать, но это почему-то не срабатывает так, как с людьми. Это может занять очень долгое время, и мы поняли, что обычные нитка с иголкой помогают быстрее прикосновения Ласточкокрылых. У короля Гельмута был свой Ласточкокрылый, но эта история не подходит для сегодняшнего празднества.
Он сник на последней фразе, и я поняла, о ком он говорил. Я уже знала, кем был Ласточкокрылый дракон короля Гельмута. Ее звали Сарафина, мне о ней рассказывал Люциан, она стала драконом Горана.
Он снова посмотрел на меня и мягко улыбнулся.
— Готова к продолжению?
Я хихикнула и кивнула.
— Нам нужно поместить его в человека рядом с его сердцем. Частичка нашего сердца сама присоединится, изменив все тело, дав ему новую жизнь, замедлив процессы так, что они смогут прожить так же долго, как и мы. Но они могут и умереть так же, как мы. Если их обезглавят или тяжело ранят. Ласточкокрылые не смогут исцелить их после принятия нашей сущности, словно они стали частично драконами. Поэтому им нужно держаться от опасностей подальше.
— Подожди, что?
Эмануэль снова засмеялся.
— Они могут лечить только людей, Елена. Не драконов и не людей, принявших сущность драконов.
— Я этого не знала, — сказала я, глядя на шрам рядом с его сердцем.
Он был таким смелым, таким самоотверженным, поделившись с ней своей сущностью, она даже не была его всадником. Если бы я ничего о нем не знала, то одного этого уже было бы достаточно, чтобы понять, каким он был драконом. Я почувствовала и увидела, что придвинулась к нему ближе и стала дышать тяжелее, когда наши губы оказались рядом. Он прикоснулся рукой к моему лицу, глубоко вздохнул и аккуратно отодвинул меня от себя.
— Я не могу этого сделать, — сказал он и тяжело сглотнул.
— Прости, мне не следовало… — я старалась говорить ровно и не показывать обиды, но мне это не удалось.
— Дело не в этом, Елена, — он выдохнул с мягкой улыбкой, а затем втянул воздух.
— Тогда в чем, твой возраст? Вообще-то ты не тянешь на трехсотлетнего.
— Пожалуйста, не надо, ты для меня все усложняешь.
Я свела брови. Не понимаю.
— В Пейе возраст не имеет значения. Дело не в этом, и даже не в том, что ты принцесса. Я бы все сделал, чтобы найти кого-нибудь вроде тебя, но не могу.
— Из-за короля Гельмута?
Он снова хмыкнул и тихо застонал.
— Нет, и даже не из-за Гельмута. Он был бы рад, если бы я кого-нибудь нашел.
— Тогда в чем дело, потому что я ничего не понимаю?
— Елена, ты понятия не имеешь, как это тяжело, — он снова тяжело сглотнул, но собрался с мыслями и снова заговорил. — Ты мне нравилась с тех пор, как я увидел тебя, прячущуюся под курткой Люциана, когда мне впервые пришлось выводить тебя из Галереи.
— Это был ты?