Володя принадлежал к большинству. К счастью или к несчастью, его способности не расцвели при Паше, зато сейчас горизонты перед ним открылись необъятные. Жена босса, компания босса, место босса! Похоже, пошла карта. Поперла. Значит, рассмотрели его, Володю, где-то там, наверху, расчистили дорогу, подтолкнули: давай, мол, парень, хватай судьбу за хвост. А также простили грехи, вольные и невольные. Доказывая тем самым, что жизненную логику и порядок мироустройства никто еще не отменял, как и всякие умные законы диалектики о цикличности развития, о витках и спиралях, о закономерностях и неслучайных случайностях…
…Татка застыла перед витриной с мороженым всех мыслимых и немыслимых расцветок, а также полосатым, с изюмом, с леденцовой крошкой и орешками.
— Это! — Татка ткнула пальцем. — И это! И это!
— Фисташковое, клубничное и шоколадное, — сказал Володя продавщице. — А мне кофе.
— И мне кофе, — сказала Татка. — Можно?
— Можно. После мороженого.
— Сейчас! Пожалуйста! Я хочу вместе. Я не пила кофе… давно. — Она смотрела умоляюще; она оживилась, говорила запинаясь и облизывала сухие губы.
— Не вопрос! Пусть будет вместе.
Володя умел быть великодушным. Он пил кофе и с улыбкой смотрел на Татку. Она торопливо ела мороженое; наморщив лоб, дула на кофе, отпивала глоток, снова совала в рот пластиковую ложечку с мороженым. На щеках ее появился румянец, лицо слегка подзагорело на солнце, что было особенно заметно в тени красного зонтика — кафе было уличным. Ему пришло в голову, что Татка осталась где-то в прошлом, что ей по-прежнему… сколько ей было? Семнадцать? Соплячка. И за все семь лет никто ни разу не купил ей мороженого. Или кофе. И не навестил. Ни разу. За бесконечных семь лет. Он вздохнул невольно.
— Что? — Татка подняла на него настороженный взгляд.
Он отвел глаза, пробормотал:
— Ничего, просто задумался. Вкусно?
Она кивнула.
— Очень! Спасибо. Послушай… — Она запнулась. — Можно спросить?
— Валяй! — Он улыбнулся, ему хотелось ее подбодрить. Он был незлым человеком.
— А что с Пашей?
Вопрос был неожиданным.
— Ты его помнишь? — спросил он не сразу.
— Помню. Не очень хорошо, правда. Он был муж Веры…
Володя любил рассуждать и расставлять все по полочкам. Прежде чем ответить, он рассматривал вопрос со всех сторон, обнюхивал и пробовал на зуб. Так и сейчас: «он был муж Веры» — как это понимать? Видела, что он остался у Веры на ночь? Не понимает почему? Смысл ее вопроса: «А ты кто в раскладе?»
— Пашу сбила машина, — сказал он после паузы. — Искали по всем больницам и моргам. Нашли на третий день в маленькой районной больнице, перевезли в частную. Его буквально сшили заново, никто не верил, что останется жив. Почти девять месяцев в коме. Врачи говорят, надо ждать. Он был мой друг, — сказал неожиданно для себя — это прозвучало как оправдание.
— Ты работаешь у них?
— Да. Еще хочешь? Кофе или мороженого?
— Уже хватит, спасибо. Ты сказал, у тебя есть немного времени…
— Хочешь на шопинг? — снисходительно хмыкнул Володя. — А деньги у тебя есть?
Татка вспыхнула, покачала головой.
— Ладно, только на полчаса, поняла? — Он достал портмоне.
…Стоя у входа, он смотрел, как Татка ходит между рядами выставленной одежды, трогает, надолго замирает, раздумывает. Заверещал мобильный телефон, это была Вера. Он отошел вбок.
— Что у тебя? Были на кладбище? — спросила Вера.
— Нормально. Были. Едем домой. Ты как?
— Поговорить нужно. Жду в офисе. Давай быстрее.
— Еду. Целую!
Но Вера уже не услышала, в трубке стояла тягучая пустая тишина.
Володя повел взглядом по залу и не увидел Татки. Он вошел в магазин, прошелся по рядам, пробежал по отделам обуви и сумок. Татки нигде не было.
Черт! Он метался по залу, спрашивал продавщиц, те пожимали плечами. Он бросился к охраннику, здоровенному амбалу со скучающей физиономией. Тот покачал головой и спросил:
— Сколько лет?
— Что — сколько лет? — не понял Володя.
— Сколько лет ребенку? — повторил охранник.
— Двадцать пять, — не подумав, брякнул Володя.
Охранник взглянул странно и ухмыльнулся.
Володя пробежал по торговому центру мимо всех пестрых бутичков, заглядывая через стеклянные стены. Раз, другой. Татки нигде не было. У него взмокла спина, ему стало по-настоящему страшно. Эта дрянь попросту удрала, обставила его, как лоха, и смылась!