— Мы отдали женщин хану Кинаву, — сказал Обоуз, наклоняясь к Родэну, — Его помост в самом конце, за лавками с шелками.
Рэм кивнул и потянул поводья коня вправо. Еще несколько минут плутаний по заполненным улочкам огромного базара, и за поворотом показался помост, на котором стояло с десяток практически обнаженных женщин. Рабские ошейники, пока без гербов хозяина, недвусмысленно сообщали об их плачевном положении. Глаза, устремленные прямо перед собой, пустые, бездушные. Все как одна. Мясо. Торги только начались, раз на помосте были лишь молодые. Рабынь для утех всегда продавали первыми. Толпа мужчин внизу жадно ощупывала масляными взглядами едва прикрытые тела. В Аркате даже оголение руки выше кисти у порядочной женщины считалось позором, так что многие приходили на невольничий рынок и просто посмотреть на юные доступные тела подневольных девушек. Торг шел бойко, крики, сотрясание в воздухе кошельков с монетами, споры между покупателями, даже легкие толчки. Но все это стихло, стоило Рэму приблизиться.
Хан Кинав, первый заметив императорского наследника, чуть не распластался по помосту в подобострастном поклоне.
— Мой принц, какая честь… — торговец замялся, не зная, что дальше сказать и не понимая, чем обязан высокому вниманию. Все знали, что элиец не покупает рабов. Еще один повод презирать пришлого щеголя.
— Это женщины, захваченные в ущелье? Продал уже кого-нибудь? — поинтересовался Родэн, внимательно разглядывая безучастных рабынь.
— Да, мой принц, они. Торги только начались, — Кинав все стоял, склонившись в три погибели для верности.
— Какая из них? — тихо спросил Рэм, наклонившись к Обоузу.
— Я …я не могу сказать. Не разглядывал. Она в платке была, брюнетка, молодая.
— Они все брюнетки, — фыркнул недовольно Рэм, потом повернулся к девушкам и громко спросил.
— Кто из вас шлюха Малика?
Тишина. Все те же взгляды, направленные в пустоту. Ох уж, это местное упрямство. Рэм устало закатил глаза. Каленым железом жги их сейчас, будут только бормотать о смерти во благо Великого Солнца. Хорошо, что он чувствует явную ложь. Спустился с коня и взлетел на помост. Пора быстрее кончать с этим. Солнце уже в зените и печет нещадно. За столько времени, проведенного в этой бездушной пустыне, он так и не привык.
— Ты? — подошел к первой и грубо поднял ее лицо за подбородок, заглядывая в глаза, — Отвечай.
— Нет, — одни губами. Мимолетный взгляд на него. Правда.
— Ты? — подошел к следующей. Не та.
Еще одна и еще. Вереница девушек уже подходила к концу. И одновременно странное волнение росло в груди принца, ускоряя сердцебиение. Он все ближе, он чувствовал это. Но к чему? Рэм и сам не понимал, но уже вычислил нужную. Предпоследняя. Стоит словно изваяние. Черные глаза устремлены в даль. Точно она, но Рэм тянул неожиданно сладкие мгновения, подходя к каждой по очереди и мучая девчонку ожиданием. Наконец остановился напротив забывшей как дышать дарханки.
— Ты, — уже не спросил, утвердил. Дотронулся до упрямо вздернутого лица. И тоже замер, пораженный.
Родэн. Она Родэн! Рэм не мог ошибиться, он безошибочно чувствует свой род. Но как? Как это возможно, черт возьми? Кто она такая? Он никогда ее не видел. Это точно. Есть конечно колдовство, способное поменять внешность до неузнаваемости, но нужна жертва… А ведь жертва была…Была! Неужели…
Пальцы до боли сдавливают нежный подбородок, заставляя девчонку посмотреть ему в глаза. Ее зрачки расширяются, поглощая и без того почти черную радужку. Страх, животный страх плещется в глубине. Оливковая кожа холодная, будто на улице стужа, и мурашки ползут по рукам, поднимая тонкие волоски. Она в ужасе. И она из его рода. Это может означать только одно.
Губы принца нервно дергаются, обозначая хищную улыбку. Он склоняется к ощутимо задрожавшей рабыне и едва слышно шепчет ей на ухо.
— Ну привет, моя покойная жена. Давно не виделись.
Девушка моргает, чуть покачнувшись. Страх в глазах сменяется безысходностью.
— Хан Кинав, эту беру, — Рэм отдергивает руку от рабыни, демонстративно вытирая ее о халат, — Помойте и доставьте во дворец. Воняет. За оплатой подойдете к казначею.
Кинав демонстрирует чудеса гибкости, складываясь вдвое перед удаляющимся принцем, практически задев крупным носом колени.
— Уж больно хороша! Хотел за нее десять орлов выручить, мой принц, — заискивающе поет в пол.