— Winter Wonderland, — мои глаза также сверкают, как и все вокруг. — Можно хоть немного погрузиться в зимнюю сказку.
Мы гуляем по ярмарке, все украшено новогодней и рождественской атрибутикой: елками, припорошенными «снегом», Санта-Клаусами, оленями с упряжкой, снеговиками. В центре возвышается шестидесятиметровое колесо обозрения, множество аттракционов, как для детей, так и для взрослых и куча закусочных, откуда доносится божественный аромат уличной еды. Во рту уже накапливается слюна, и я тяну Берфорта в одну из них: мы заказываем баварские сосиски, картошку и пиво.
— Значит завтра Париж? — говорю, бросая в рот кусочек горячей картошки. Мы сидим за деревянным столом, охватывающим весь периметр закусочной.
— Надо решить кое-какие дела, — отвечает Крис, делая пару глотков из высокого бокала. Но затем его глаза щурятся, а губы складываются в ехидную улыбку: — Ты можешь полететь со мной, Меган, если так ревнуешь.
Закатываю глаза и тоже пью холодное пиво.
— Я просто спросила.
— Но предложение в силе. Я только «за», — Крис смотрит на меня из-под бровей и насмехается.
— Еще бы, — фыркаю в ответ, наблюдая за детьми, катающихся на карусели. Даже без снега в воздухе витает дух Рождества и приближающегося праздника.
В другой закусочной мы покупаем два стакана с горячим вкусно пахнущим глинтвейном и идем в сторону колеса обозрения. Крис платит за VIP-кабинку с затемненными стеклами, а я с сарказмом бросаю, что можно было обойтись и без выпендрежа. Но потом беру свои слова обратно, ведь смотреть на ослепительный город с высоты птичьего полета невероятное зрелище. Под нами раскинулась ярмарка, по которой все время ходят люди, а поднимаясь выше — и сам Лондон, горящий сотней огней: «Стеклянный осколок», «Уоки-Токи» и еще десятки высоток. Темные стекла создают иллюзию уединенности, словно мы парим в невесомости, в неизвестности. Сотни, тысячи, миллионы разрядов проносятся в маленьком пространстве. Мы сидим на противоположных сидениях, но этого минимального расстояния мало, потому что каждый из нас чувствует накалившуюся атмосферу. Пальцы сжимают в руках спасительный стакан, но я не выдерживаю и первая вскакиваю, обвивая шею Криса.
Все происходит быстро, неожиданно… Кабинка замирает на самой высокой точке, и создается ощущение легкости, воздушности, а губы Криса, руки Криса, аромат Криса — это все смешивается во взрывоопасную смесь.
Сейчас я рада, что он решил выпендриться, и затемненные стекла скрывают наш порыв. Мой порыв. Губы Берфорта исследуют каждую часть лица, оставляя сладкие поцелуи, пальцы поглаживают спину, останавливаются на затылке. Мы смотрим друг другу в глаза, и сейчас я готова согласиться лететь с ним в Париж, куда угодно, только бы он был рядом, передумать и послать месяц размышлений к черту.
— Выходи за меня.
Его слова, как чан с ледяной, пронизывающей до косточек, водой, и я перестаю соображать, дышать. В голове пусто, глаза пьяно и безумно впиваются в ониксы и ищут подвоха, издевки, но там только решительность и уверенность. Крис касается пальцем моей нижней губы, гладит скулу и зарывается в черные пряди. Проводит по волосам, а я все так же не могу глотнуть хоть каплю кислорода. Это же мне не послышалось, нет? В его черных сверкающих глазах столько эмоций и чувств, готовых унести меня, что я теряюсь в водовороте.
— Я подумал, что лучшего момента просто не будет, знаешь. Только одно слово, Меган, — шепчет он, а я дрожу и зарываюсь носом в его шею, вдыхая аромат любимых духов, одурманивающих сознание.
— Месяц, — выдыхаю и касаюсь губами его кожи.
— Хочешь помучить и себя, и меня? — он гладит талию одной рукой, а другой берет за подбородок, заглядывая в глаза.
— Даю шанс одуматься, ведь, если я соглашусь, тебе придется терпеть меня до конца жизни, — тихо говорю в ответ и улыбаюсь. Кабинка уже медленно опускается, неся нас «с небес на землю».
— Никто не идеальный, малышка. Твои недостатки, сложный характер, вредность — это все делает тебя особенной и неповторимой.
Кабинка останавливается, мы поднимаемся и выходим. Крис притягивает меня и тихо говорит:
— И вообще-то… Я могу в любой момент закинуть тебя на плечо, посадить в свой самолет и увезти на необитаемый остров.
— Угрожаешь, Берфорт?
— Предупреждаю о таком ходе событий, — он целует меня в висок, и расплывается в загадочной улыбке.
***
Мерседес несет нас в Хэмпстед. Голова Меган лежит на моем плече, а горячее дыхание щекочет кожу. Автомобиль останавливается возле парадного входа, и я тихо говорю:
— Мы приехали, малышка, просыпайся.
Провожу по шелковистым черным прядям, а она открывает глаза и сонно щурится.
— Я уснула?
Меган забавно морщит нос и зевает, прикрывая рот ладошкой. Не могу сдержаться и целую ее. В особняке стоит тишина, которую нарушает тикающая стрелка часов и шпильки Меган, поднимающейся по мраморной лестнице на второй этаж. Мы останавливаемся у дверей ее комнаты, хочу попрощаться, но она поворачивается, берет за руку и закрывает за нами дверь.
— Ты мне должен помочь, — шепчет она. — Расстегнуть платье.
Усмехаюсь и подхожу ближе, касаясь мягкой ткани — это только «уловка», но мне она нравится. «Молния» идет сзади по всей длине, медленно тяну за бегунок, оголяя фарфоровую кожу и наслаждаясь зрелищем.
Я хочу ее и одновременно боюсь причинить боль, такие двоякие ощущения, разрывающие изнутри напополам. Пальцы тянутся погладить кожу, почувствовать ее, но вовремя останавливаюсь и делаю шаг назад.
Меган поднимает руки и спускает платье по плечам. Ткань скользит по телу и оказывается на полу, она переступает, делает пару шагов к кровати и разворачивается. Вся ее кожа, будто светится и переливается в лунном свете, и я не могу налюбоваться.
— Я хочу кое-что попробовать, — неуверенно говорит Меган и наклоняет голову, пристально глядя на меня.
— Ты уверена?
Понимаю, что она имеет в виду, но оставляю ей право выбора.
— Нет, но… Но мы можем попытаться. Я хочу… — она делает паузу и смотрит куда-то в сторону. Вижу по ее выражению, как она боится и переживает. — Я хочу, чтобы ты помог мне побороть страх. Одна я не справлюсь.
Опускаю голову, глядя на паркет и провожу пальцами по волосам. Расстегиваю рубашку и кидаю на кресло, оставаясь в брюках.
— Знаешь… Ни одна девушка не восхищает меня, как ты.
Подхожу ближе и смотрю в потемневшие и горящие глаза. Грудь тяжело поднимается и опускается, дыхание прерывистое. Она тянется ко мне, обвивает шею руками и целует, с мольбой, отчаяньем, болью, которая накопилась в душе. Выдыхаю стон удовольствия и обхватываю дрожащее тело, чувствуя, как она напрягается, но не останавливается. Внутри бушует ураган чувств. Я хочу держать его под контролем, но рядом с Меган это сделать чертовски сложно. Кидаю ее на кровать и нависаю сверху, гладя ключицу одной рукой. Пальцы пробегают по грудям под тонким кружевным бельем, а губы касаются углубления на шее, где поблескивает изумруд. Хочу коснуться ее души, сердца и забрать боль, залечить раны… исцелить.
— Скажи… что ты чувствуешь сейчас, — провожу носом по холодной, покрывшейся мурашками кожи, и поднимаю глаза.
Она прикусывает губу и хрипит:
— Просто продолжай…
Пальцы исследуют ее живот, делают кругообразные движения вокруг пупка, а я наблюдаю за ее реакцией: глаза закрыты, а пальцы впиваются в покрывало. Поддеваю ногтем резинку трусиков, а Меган вздрагивает и резко останавливает меня. Она постоянно облизывает губы и тяжело дышит. Ложусь рядом и смотрю на балдахин, прикрывая лицо рукой.
— Прости… — шепчет она и проводит ладонью по оголенной груди.
— Ты не должна этого делать, Меган. Мы что-нибудь придумаем. Просто прошло мало времени.
— Но…
— Я подожду.
Чувствую, как она садится сверху, и убираю руку, подозрительно глядя на нее. Что она задумала?