— Да, но хорошие парни всегда проигрывают плохим, — хмыкает он и поднимается.
Я беру рюмки, наполняю их ликером и протягиваю ему.
— Выпьем за то, чтобы и хорошим парням везло.
Мы с Николасом смеемся, но потом повисает тишина, которую нарушает тихо играющая музыка.
— Я один раз уже совершила ошибку, и потом она вылилась… — сглатываю неприятный комок и продолжаю: — В то, что произошло четырнадцатого июня… Но тот человек уже умер.
— Умер?
Киваю и опускаю пьяные глаза на сомкнутые пальцы.
— Да. Тех парней наняли. Они в тюрьме, а тот, кто все задумал — разбился на машине.
Николас качает головой и проводит ладонями по лицу, удивленно глядя на меня.
— Поразительная штука судьба, да?
Слабо улыбаюсь и пожимаю плечами.
— Я не держу на них зла, так что… Все хорошо.
— Жаль, что не все такие, как ты, Мег, — тихо говорит Николас.
— Поверь, я тоже не сахар. Все мы не идеальные, — вспоминаю слова Берфорта и непроизвольно улыбаюсь. — Ты найдешь девушку, которая будет ценить тебя, потому что достоин этого.
— Надеюсь, — Ник отворачивается и тяжело выдыхает.
— Думаю, надо ехать домой, — поднимаюсь и встречаюсь с кофейными глазами, в которых сейчас грусть.
— Мы ведь еще увидимся?
— Конечно, — обнимаю его, но быстро отстраняюсь. — Обязательно.
Бредли проводит до дверей и тихо говорит:
— До встречи, моя муза.
Глава 18. 70 этаж
Нью-Йорк, США
30 декабря
Самолет приземляется в аэропорту Джона Кеннеди — я снова в городе несбывшихся надежд. В Нью-Йорке заметно прохладнее — все кутаются в курточки, шарфы и шапки, постоянно куда-то спешат, закупаются продуктами и подарками на предстоящий праздник. Завтра Новый год.
Не думала, что судьба повернется так, и я окажусь в этом городе, принесшим одновременно радость, боль, любовь. Внутри гамма эмоций и чувств, ведь скоро я увижу Криса и скажу свой ответ. Губы невольно складываются в улыбку от предвкушения. Надеюсь, ему понравится мой подарок. Достаю телефон и пишу смс:
«Рокфеллер-центр».
Отправляю, а внутри проносится волна адреналина и воспоминаний: наше знакомство в Париже, два прекрасных дня на Коста-Бланке, Нью-Йорк, Лондон… Столько моментов и мест, связанных с нами. Прикрываю глаза и улыбаюсь — еще впереди будет много времени, чтобы заполнить и создать более яркие эпизоды. Кажется, еще недавно я лежала в больнице, не могла ходить, не хотела жить, но сейчас… сейчас я рада, что судьба подарила шанс на лучшее будущее — будущее с Крисом.
Смотрю из такси на шумный ночной город и понимаю — осталось еще одно незавершенное дело, но оно подождет.
Машина останавливается возле огромного здания Рокфеллер-центра — сегодня семидесятый этаж открыт только для нас с Крисом (иногда иметь связи, как у Джея очень выгодно и удобно).
Поправляю воротник шубы и выхожу на смотровую площадку — ослепительный зимний Нью-Йорк в огнях, как два года назад. Тогда ведь тоже вокруг нас кружились хлопья снега? Ностальгия…
Поднимаю ладонь и ловлю снежинки, которые сразу же растворяются, превращаясь в маленькие капельки воды. Ветер запутывается в черных прядях, а изо рта выходит пар. Берфорт хочет, чтобы я превратилась в сосульку. Вздыхаю и слышу шаги. По телу как всегда проносится знакомая волна мурашек, живущих уже давно под кожей и реагирующих так только на одного человека. Он подходит ближе, и меня окутывает аромат «White Crуstal» — самый лучший в мире, мой любимый.
— Знаешь, никогда бы не подумал, что ты выберешь это место, — говорит он, и мы встречаемся взглядами. У меня безумная потребность прижаться к нему, обнять, вдыхать его. Но сдерживаю бурю, накрывающую с каждой новой волной все больше.
— Я подумала, что… — поворачиваю голову и смотрю на переливающиеся в огнях и снегу высотки, — подумала, что этот день подойдет для того, чтобы ты не помнил только грустное, но знал, что он принес еще радость. И я ответила «да» на все твои предложения. С Днем Рождения, Крис.
Смотрю в его глаза, которые сейчас сверкают ярче, чем все огни Нью-Йорка, чем все огни мира.
— Год назад я стоял здесь и думал, что иногда одно и то же место может успокаивать и наоборот — быть ненавистным. В тот момент… — Крис подходит ближе, обвивает меня одной рукой и заглядывает в глаза, — в тот момент я его ненавидел, потому что ты… — он выдыхает клубки пара и прислоняется своим лбом к моему, а я дрожу и зарываюсь в мягкие шоколадные волосы, — тогда я думал, что потерял тебя навсегда, улетел в другой город, на другой континент за 6863 мили, через Тихий океан… Только бы не сойти с ума от отчаяния. Но сейчас… рядом ты, и это лучшее место в мире, и лучший день, Миллер.
Его дыхание согревает, а губы касаются моих. Ветер окутывает нас, хлопья снега танцуют в невообразимом вихре и блестят в свете огней, а мы в этом эпицентре. Ни морозный воздух, ни замерзшие руки не помеха тому, что он рядом, его губы на моих губах, и его руки на талии.
— Все-таки нам надо в более теплое место или я отморожу себе все, — шепчу в его губы, расплывающиеся в улыбке.
— Ты права, малышка, но мы еще сюда вернемся, — он целует в висок, бросает задумчивый взгляд вдаль, и прижимает меня к себе. — Надо будет сказать Рокфеллеру спасибо за строительство этого прекрасного здания.
— Так ты его все-таки знаешь? — удивляюсь и смотрю во все глаза на веселого Берфорта, но он только легко целует в губы и загадочно улыбается.
***
Почему-то сейчас для меня гаптофобия или еще какая фобия, отходит на последний план, когда мы оказываемся в пентхаусе Берфорта — еще немного, и я просто взорвусь. Пальцы быстро расстегивают его рубашку и пробегают по гладкой загорелой груди. Крис прижимает к себе, проводит кончиком носа по шеи и шепчет:
— Никаких связываний. Я уже вижу, как ты придумываешь план, Миллер.
— Я такая предсказуемая? — ладонь Берфорта ложится на затылок, а уголок губ поднимается.
— О нет, малышка, ты точно самая непредсказуемая девушка из всех.
Мы поднимаемся на второй этаж, все время спотыкаясь, целуясь и смеясь, но когда попадаем в комнату, мои глаза расширяются от удивления, и я останавливаюсь. На стене над кроватью висит картина Николаса, нарисованная разноцветными карандашами, где я с оголенными ключицами. Пазлы складываются, и теперь все становится на свои места. Так вот, кто скупил картины после выставки Бредли. Смотрю на Берфорта и щурюсь, а он делает невозмутимое лицо, словно не при делах.
— Думаешь, я бы кому-то позволил смотреть на мою женщину?
— Я должна была сразу догадаться, кто этот чокнутый, — вздыхаю и качаю головой. — Откуда ты вообще узнал о выставке?
Крис обнимает меня и проводит губами вниз к ключицам, а я замираю и прикрываю глаза от ощущений, наполняющих тело и разум.
— Ты как всегда в центре внимания, Миллер. Надеюсь, у того художника не осталось других картин? — Берфорт отрывается и смотрит из-под бровей, но я прикусываю язык, чтобы не ляпнуть о нашем «ужине» у Николаса. Может когда-нибудь и расскажу, но не сейчас.
Крис медленно спускает по рукам ткань, оголяя кожу, воспламеняющуюся от его взгляда, а я теряюсь в водовороте чувств. Платье лежит на полу, а Берфорт почти невесомо проводит кончиками пальцев по коже. Губы приоткрываются, а он шепчет в них:
— Я сказал тому художнику, что ему чертовски повезло рисовать мою женщину, но если он припрятал хоть одну картину… — Крис прикусывает нижнюю губу, а изо рта вырывается стон, — кому-то будет очень плохо.
— Собственник, — почти что хриплю и улыбаюсь.
— Конечно. Ты только моя, Миллер.
Крис опускается на кровать, а шелковистые пряди касаются моей кожи, на которой волоски поднимаются дыбом от его нежных рук и слов. Сейчас касания обжигают, но приятно — теперь они не причинят больше боли. Кошмар не ворвется в сознание, страх не испугает меня, я знаю, что есть человек, который сможет излечить все раны.
Берфорт ласково берет ладонь и кладет себе слева на грудь, а я смотрю в его пылающие черные глаза.