Проснулся я бодрым, как всегда, когда организм переключился в состояние «в поле», выпали свободные пятнадцать минут, а обстоятельства позволяют «придавить массу». Даже перейдя на офисную работу, в минуты авралов и сверхурочных я старался вырвать минут двадцать и не травить организм кофе и сигаретами, а отыскать подходящую горизонтальную поверхность и поспать. Многие коллеги искренне завидовали этому свойству моего организма, но примеру практически никто не следовал, предпочитая заливать в себя литры «энергетиков» и мерзотного растворимого кофе.
И когда Колмогоров легонько толкнул меня в плечо и скомандовал: «Подъём!» глаза открылись сами собой.
— Тверь?
— Два километра до реки. — Ваня повернулся к своей консоли. — Фонит, зараза!
Вытащив из чехла камеру, я приник к иллюминатору.
Город догорал. Столбы дыма ещё поднимались то тут, то там, но уже не сливались в сплошную стену, как несколько дней назад. Вертолёты сбросили скорость и пошли на первый облёт — вдоль реки. «Хрущёвские» пятиэтажки, что стояли на набережной, начинавшейся от автомобильного моста, пострадали не очень сильно — только полное отсутствие стёкол и переплётов в окнах выдавало то, что ударная волна сюда всё-таки дошла. Я изменил кратность объектива: «Да, не только стёкла пострадали!» При большом увеличении стали заметны покорёженные машины во дворах и даже сорванные с петель подъездные двери. «И это почти в пяти километрах от эпицентра!»
Следующий квартал, несмотря на то что дома там были поновее, пострадал ещё сильнее.
Рядом послышалась возня и матерное бормотание — старший прапорщик тоже разглядывал разрушенный город.
— Что ругаешься, Мирзоев?
— Вот, блин, тащ капитан, как артиллеристам досталось-то? Вон там видите, у ангаров, крыши посносило на хрен! И выгорело всё…
Дальше в кадр попал полуразрушенный завод, ещё несколько кварталов жилых домов, у многих из которых даже снесло верхние этажи…
А вот после железной дороги пошла зона сплошных разрушений!
— Красную Слободу сдуло, на хер! — снова выругался прапор. — А фиг ли? Частный сектор…
То, что было ещё неделю назад частным сектором, сейчас походило на декорации к фильму ужасов — серо-угольного цвета пустошь размером примерно полтора километра на километр, затянутую пеленой дыма.
— Вот он! — завопил внезапно Колмогоров. — Эпицентр! Видишь яму?! Вася?!
— Вижу, не ори! — Не заметить аккуратную круглую ямину диаметром около сотни метров было сложно. Тем более что рядом имелся неплохой ориентир — разрушенный до основания стадион.
— Я прав был! Взрыв наземный! Смотри, какая аккуратная воронка. И большая! Похоже, что у штатников тоже брак гонят…
— Это с чего ты взял?
— По городам лучше всего работать с подрывом в воздухе — зона разрушений больше, а осадков выпадает меньше. А тут у них взрыв позже, чем требовалось, произошёл. То бишь и сейсмоволну испортили, основная компонента в той части, что у поверхности идёт — стала вертикальной, значительно менее опасной, но тут, насколько я знаю, никаких укрытий или бункеров нет… И территорию толком не прожарили: слишком низко, угол падения света — как в полярный день. Прям как в поговорке: «Светит, но не греет». К тому же ударная волна в приземном слое — сильно слабее. Потому как тот же угол падения и минус половина энергии вдобавок. Да и засрали всё вокруг по максимуму лет на двадцать, не меньше.
— Ты что, старые конспекты на антресолях нашёл?
— Да, — признался Иван. — Только не в антресолях, а в чемодане под кроватью. Веришь, думал, никогда не пригодятся…
— А чем засрали, не просветишь? — Камеру я по-прежнему держал направленной в окно, но записать на микрофон комментарии специалиста никогда не вредно.
— Железом в основном. Так его в почве немного, но тут застройка, машины, предприятия. У «пятьдесят четвёртого» полураспад три года, в грунте его обычно немного, процентов пять или шесть. А тут — сам понимаешь — в десятки раз больше. Ну и кальций в почве и стройматериалах. Кремний… Долгоживущая пакость, короче.
Дальше разговоры прекратились, потому что на консоли у Ивана запищал какой-то датчик, и он вернулся к своим обязанностям, а я просто продолжал снимать. Больше всего пострадала старая часть города — Затьмачье и Центральный район. А вот обелиск в честь Победы устоял — я специально снял крупно оплавленный памятник — хоть какой, а символ…
Мелькомбинат стоял на самой границе зоны наибольших разрушений, так что был нам совершенно неинтересен — даже если что-то там и сохранилось после взрыва, пожары и радиация выключили его из списка доступных объектов.