«Тот, где она, потому что она оставила нерастраченной мою любовь и благодарность», – хотел сказать Сенцов, но промолчал.
Покрывало соскользнуло с головы одной из женщин, и сотник увидел Мариам. Она сидела, потупив взор, но румянец посетил ее щеки-персики.
– Я мог бы казнить мою жену за побег в Бухару, но она вернулась, преисполненная раскаяния, и будет украшать мою старость, насколько та продлится, – с довольством произнес шейх.
1995, 2008
Андрей Мартьянов
Операция «Бранденбург»
Смоленск, 13 марта 1943 года
– Я решительно не понимаю генерал-фельдмаршала, – развел руками высокий лейтенант в очках. – Сказав «А», надо говорить и «Б». Клюге прекрасно понимает, что мы ходим по лезвию бритвы и одновременно рассуждает о кодексе чести: видите ли, убивать человека за обедом – недостойно офицера.
– Но ведь это действительно плохо вяжется с традиционными представлениями, – пожал плечами генерал-майор Хеннинг фон Тресков – хозяин обширного кабинета на втором этаже самого охраняемого здания в центре Смоленска: здесь располагались некоторые отделы штаба группы армий «Центр». – И успех вовсе не был гарантирован. Я разговаривал с шеф-адъютантом фюрера Шмундтом, он сказал, что Гитлер во время поездок на фронт обычно носит легкий бронежилет и фуражку с металлическими вставками. В последнее я готов поверить, поскольку лично держал ее в руках. Фуражка необычно тяжелая…
– Кроме того, господин лейтенант, из-за беспорядочной стрельбы во время банкета могли пострадать офицеры штаба фельдмаршала, – поддержал фон Трескова усевшийся на подоконник господин в штатском. – Представляете последствия? Знаменитая фраза Игнатия Лойолы о цели и средствах в данном случае неприменима – мы не вправе обезглавить фронт, а большинству сотрудников Клюге не так-то просто подыскать замену. Особенно в нынешних обстоятельствах. Придется действовать по резервному плану.
– У вас в Абвере слово «план» обожествлено, – огрызнулся лейтенант. – А сакрализация любого понятия только вредит делу! Меньше планов, больше действий.
На несколько мгновений в кабинете установилась мрачная тишина – только тикали огромные напольные часы. Стрелки показывали четверть десятого утра.
Увы, но тщательно спланированный заговор группы генерала Трескова фактически провалился. Через два часа рейхсканцлер и верховный главнокомандующий Вермахта Адольф Гитлер вылетит из Смоленска в Восточную Пруссию и вновь станет недосягаем – организовать покушение непосредственно в Ставке невозможно чисто с технической точки зрения…
Случай же подвернулся уникальный: после поражения под Сталинградом фюрер выезжал на фронт все реже и реже, предпочитая затворничество в Растенбурге или в берлинской рейхсканцелярии. Когда стало известно, что Гитлер собирается посетить Смоленск, Хеннинг фон Тресков и близкие к нему офицеры поняли, что нельзя упускать столь удобный шанс покончить с человеком, ведущим Германию к катастрофе.
Недовольство фюрером в офицерском корпусе Вермахта спонтанно нарастало после начала кампании на Востоке – один из заговорщиков, барон Рудольф фон Герсдорф, после поездки на фронт в начале декабря 1941 года прямо говорил Трескову: «У меня создалось впечатление, что расстрелы евреев, военнопленных и комиссаров осуждаются офицерским корпусом повсеместно… Расстрелы рассматриваются как позорящие честь германской армии, в особенности ее офицерского корпуса. Виновен в этом только один человек – и вы отлично знаете кто, господин генерал-майор…»
Уже больше года фон Тресков подбирал в штабе группы армий людей, резко недовольных происходящем как на Восточном фронте, так и в Германии вообще. Велись осторожные разговоры, сводившиеся к одной простой мысли: надо что-то менять, и чем быстрее, тем лучше. Менять радикально.
Национал-социалистическое правительство должно быть заменено трезвомыслящими людьми – разумеется, военными, которые сумеют вывести Германию из войны с наименьшими потерями. Никто не хотел повторения 1918 года и нового Версаля – а если дела пойдут так и дальше, то по сравнению с грядущим поражением Версаль покажется детским лепетом: русские и западные союзники ясно дали понять, что их целью является полное уничтожение Германии…
Безусловно, в офицерском корпусе хватало фанатиков, слепо верящих в гений фюрера, на этих даже Сталинградская трагедия не произвела особого впечатления. Но Тресков и его приближенные в январе нынешнего года окончательно поняли: гибель Шестой армии в заснеженных приволжских степях является знаком того, что фюрер утратил контроль над ситуацией. Если бы вовремя был отдан приказ об отступлении, если бы успел Манштейн… Если бы!
Гитлер категорически заявил: «Я не уйду с Волги!». Последствия этого решения налицо – катастрофа.
Тихий ропот в среде старших офицеров и создал почву для обширного заговора, в который оказались вовлечены десятки людей – от адъютанта Трескова лейтенанта Фабиана Шлабрендорфа до высших чинов Абвера. В план покушения посвятили фельдмаршала Ганса фон Клюге, командующего группой армий – и тот, молча согласившись, задал вопрос, ответ на который беспокоил всех:
– А что дальше, господин генерал-майор? Вы понимаете, что вслед за… гм… за этой акцией должно последовать полное изменения государственного устройства? Причем во время тяжелейшей войны. Что дальше, Тресков?
– Вы имеете в виду – кто возглавит правительство и страну?
– И это тоже.
– Люди, не запятнавшие себя тесной связью с режимом. Те, с кем Запад сможет вступить в переговоры.
– Слишком расплывчато. Вы понимаете, что верхушку НСДАП надо убирать полностью? Всех до единого, за редкими исключениями… И прежде всего Гиммлера с его шайкой.
– Безусловно. Пост рейхспрезидента должен занять военный старой школы. Месяц назад я беседовал с генералом Гальдером, он… Он не выдвинул обоснованных возражений. Фон Вицлебен тоже.
– Гальдер или Вицлебен? – Клюге вздернул брови. – Ну хорошо, допустим. А канцлер?
– Альберт Шпеер – талантливый управленец, он сумеет удержать экономику от краха в условиях военного времени. Разумеется, действовать новый канцлер будет под тщательным присмотром армейского руководства.
– Шпеер – близкий друг фюрера. Вы не забыли об этом?
– Нет. Не забыл. Я встречался с рейхсминистром зимой, когда был в Берлине.
– И что же? Впрочем, я догадываюсь, иначе вы не назвали бы его имя. И помните: любая серьезная дестабилизация государства может вызвать обрушение фронтов. Результат окажется фатальным.
– Я знаю, господин генерал-фельдмаршал. Но альтернативы никакой: мы обязаны положить конец этому безумию, иначе Германия погибнет…
Фон Тресков знал, что в обычное время Гитлер был приветливым и вежливым человеком. Ходили разговоры о его вспышках ярости, но свидетелем таковых генерал ни разу не оказывался, хотя и бывал в Ставке по штабным делам сравнительно часто. Однако прилетевший вчера из Винницы фюрер выглядел мрачно, неулыбчиво и настороженно.
…О неслыханной удачливости рейхсканцлера ходили легенды. Гитлер счастливо избежал более чем десятка покушений – по крайней мере тех, о которых было достоверно известно. Он за минуту до взрыва уходил из помещения, где была заложена бомба, пистолеты давали осечки, а лучшие английские агенты, отправленные в Рейх, чтобы убить фюрера, бездарно проваливались там, где и отстающий школьник не смог бы допустить ошибки. В этом было нечто мистическое – одним чутьем на опасность такое не объяснишь.
Утром 12 марта на смоленском военном аэродроме приземлились сразу шесть самолетов: охрана и техническое обеспечение, от связистов до личных поваров. На тяжелом военном транспорте привезли даже автомобиль. Спустя сорок минут в ясном весеннем небе показался четырехмоторный Fw.200 «Кондор»; он шел один, без сопровождения истребителей – в этом районе опасаться авиации противника не приходилось.