— Тем более исполнен завещанный долг, — вставил Сенчук. — Потомка отстрогал.
— А если хотите, то и так! — Крохин помедлил. — А что у вас… в семейном, так сказать, плане?
— Что у меня? — задумчиво выпятил нижнюю губу Сенчук. — Да тоже ничего сенсационного… Программа воспроизводства потомства выполнена, ныне приблизился к возрасту, когда надо менять женщину с прошлым на девушку с будущим. Банальная дурь. Неизбежная, как аденома простаты. Посему лучше вернемся к твоей персоне, мой мальчик. Как понимаю, шло время, и вот втянулся ты в кривую перестройки…
— Что-то в этом роде, — кивнул Крохин. — Были, кстати, и удачи, и деньги… Мелкие вдохновляющие победы. А теперь-теперь я на большой мели, чего отрицать? Могу, в чем нисколько не сомневаюсь, вернуться в газетный кабинетик, связи остались, профессия в руках есть… Единственное — полечиться от алкоголизма…
— Такая самокритика мне по душе! — с ноткой удивления сказал Сенчук. Это вселяет надежду. А то окажешься в категории малопьющих или выносливых вообще труба!
— Не понял…
— То есть тех, кто пьет, а им все мало, или тех, кого выносят…
— Упаси господь! — перекрестился Владимир. — И упаси господь вернуться в прошлое. Потому что у него нет будущего. И слово «кабинетик» означает для меня то же, что слово «смерть». Хотя в настоящем я — дерьмо, прав араб!
— Когда ты не уверен в себе, тебе кажется правдой все, что о тебе говорят, — сказал Сенчук. — А вот уверенность я в тебе и попробую воспитать, хотя материал ты, Вова, капризный и рыхлый. Стержня в тебе нет, откуда и вся беда. Переел ты манной каши, решил перчиком ее закусить, а от перчика несварение и изжога случились. Решил наверстать упущенное, а вот как и ради чего — не придумал. Мечты в тебе нет. А она стержень и составляет. Но коли устроится сегодняшняя канитель в нашу пользу, то, может, я тебя к своей мечте пристегну. А теперь ты мне вот чего расскажи: кто в наш контейнер наведывался?
— Араб, — без запинки ответил Крохин.
— Откуда знаешь?
— Потому что сегодня точно такой же вопрос он задал мне!
— Чудесны дела твои, господи… — пробормотал Сенчук.
— Во-первых, — продолжил Крохин, — он спросил, проконтролировал ли я в Питере комплектность… ну понимаете…
— Адмиралтейского комплекса, — кивнул Сенчук. — И вообще — не ускакал ли куда Медный всадник.
Крохин нервно усмехнулся:
— Так вот. Я сказал: да, ящики пересчитал, на каждом обозначен вес, все совпало… Но он заявил, что не хватает двух автоматов и боеприпасов.
— Точное замечание, дотошный наш — эфиоп его мать — парень! прокомментировал Сенчук.
— Ну, я ответил, что у меня не было возможности копаться в грузе, и так сплошная нервотрепка и беготня…
— Удовлетворился?
— Так, скривил рожу…
— Треть взрывчатки из контейнера куда-то девалась, — поведал Сенчук озабоченно. — Все передние ящики вынесли. Куда?
Крохин пожал плечами.
Внезапно и неудержимо ему захотелось поведать Сенчуку правду о биографии беглого каторжника, скрывающегося под личиной судового врача, но все-таки он сумел сдержать этот порыв, признавшись себе, что полностью старпому доверяться не следует.
К тому же, несмотря на их сегодняшнюю одностороннюю враждебность, Каменцев являл для него некий последний партнерский оплот. И его тайну Владимир решил уберечь.
— Да еще этот прибыл… нюхач, — продолжил Сенчук, задумчиво покусывая губу. — Не к добру…
— Кто?
— Да Прозоров этот…
— Вы все-таки полагаете…
— А хрена ли тут полагать! — небрежно проронил Сенчук. — Ты, кстати, вот чего, Вова: войди с ним в контакт. По-простецки так, ненавязчиво, искренне… Распей с ним бутылочку, он ее тебе с восторгом, обещаю, выставит… Про жизнь свою ему расколись, как и мне… А он тебя разрабатывать станет, уцепится, ему ты — как бревно утопающему, вокруг — никого… Это нам с тобой расклад сил примерно ясен. В общем, такая задача: стать его доверенным человеком. Понял?