Араб - человек со взглядом гипнотизера - если что и внушил Сенчуку, так недоверие, - в натуре этого типа чувствовалось не просто двойное дно, а прямо-таки бездна всяких таинств, связанных как с загадочным мировоззрением восточного человека, так и с обладанием им не просто большими, а непомерными деньгами, определявшими, соответственно, и его власть.
Этот представитель мировой элиты, владелец наверняка не одной тонны благородных металлов, отчего-то поселил в Сенчуке неосознанную тревогу. Может, потому, что употребление благородных металлов, как следовало из истории, частенько служило достижению далеких от благородства целей, а те, кто их перед собой ставили, во все времена отличались склонностью к бестрепетному людоедству.
Однако если араб являлся существом с иной планеты и трудно ассоциировался с известными Сенчуку стереотипами, то второй объявившийся на борту персонаж вверг искушенного Сенчука в тоску совершенно конкретного свойства: он вмиг учуял в спустившемся на палубу с веревочной лестницы крепыше с седыми висками человека Конторы. Может, отставника, а может, и действующего представителя родимой спецслужбы.
Нюх в идентификации своих прошлых сослуживцев Сенчука никогда не подводил, опознавательный механизм его сигнальной системы работал безошибочно. Он даже не утруждал себя анализом деталей, мгновенно стыкующихся в подсознании и определяющих характеристики и всякого рода выводы.
Знакомый отставник из разведки, некогда работавший в Израиле, как-то сказал Сенчуку, что безошибочно отличал внешне похожих друг на друга йеменских евреев и арабов. Каким образом? А просто, поведал шпион. У араба глаза как у волка. У еврея - как у собаки.
У прибывшего деятеля из МЧС на лбу словно сияло доступное потаенному зрению Сенчука клеймо человека, искушенного в работе секретных ведомств.
И - забегали мысли: случилась утечка информации, выяснен факт контрабанды, и на "Скрябин" прибыл опытный боевой опер...
Откуда же произошла утечка? Военные контрразведчики вышли на осведомителя из мафии? Или что-то унюхал сиганувший за борт потомок Моисея, категорически отказавшийся вернуться обратно на судно?
Капитан утверждал, что отчаянный бизнесмен просто психанул, лишившись связи с домом и не встретив поддержки в восстановлении обещанного ему постоянного контакта, но в данную версию Сенчуку не верилось. Мотив поступка у беглеца наверняка был иным.
Настораживала и разом возникшая к нему отчужденность со стороны Забелина - дружка коммерсанта. Отчужденность, граничащая едва ли не с неприязнью, ни малейшего повода к которой он не подавал.
Морской офицер, не искушенный в лицедействе, человек, чьей сутью были прямота и откровенность, гибкостью хребта и податливостью характера не отличался, не умея скрывать владевшие им чувства.
А потому, не усматривая почвы для столь резкой перемены в их отношениях, Сенчук начал подозревать, что кавторанг видел его в памятную ночь у каюты штурмана.
Заботила Сенчука и странная компания ученых арабов: их замкнутая жизнь, непонятные по смыслу ежевечерние сборища, похожие на религиозные диспуты, да и славяне-матросы, как он заметил, порой обменивались с иностранными учеными двусмысленными взглядами и краткими, неясного свойства репликами, что поселяло в старпоме ощущение их давнего, однако упорно скрываемого знакомства.
Сенчук буквально тонул в болоте разного рода сомнений. И спасательным кругом являлась установка на обязательность прибытия судна в Америку. Все то, что препятствовало данной установке, подлежало безжалостному устранению.
Главным потенциальным препятствием отныне виделся представитель МЧС, но с превентивными мерами по отношению к этому типу торопиться не следовало. Перерезать ему горло и скинуть в кильватер - особенной сложности не представляло, однако пропажа официального представителя, выполняющего, возможно, и секретную миссию, могла усугубиться катастрофическими последствиями: в этом случае "Скрябин" подлежал возвращению в порт приписки силовыми методами. То есть мог вступить в действие фактор международного сотрудничества между правоохранителями.
С другой стороны, сознавать присутствие на борту источника будущих неприятностей было невыносимо, и Сенчук полагал необходимым действовать на их упреждение.
С расстановкой сил он определился: существовал пакистанец Кальянраман, наверняка знавший о пребывании на борту криминального груза; возле него, как изменившая своего хозяина прилипала, крутился Крохин - его, Сенчука, откровенный подельник, и, пускай толку от этого хмыря было чуть, рассматривать его в качестве вероятного единомышленника определенно следовало.
В каюту Крохина он явился в полночь, после того как тот прибыл с аудиенции, назначенной новым боссом-арабом, давшим команду следовать прежним курсом - к месту упокоения "Комсомольца".
Войдя в каюту, Сенчук тут же учуял густой аромат алкогольного перегара и по осоловевшим глазам переводчика понял, что тот в одиночестве предается тяжелому ночному пьянству, хотя бутылку, выдающую порок, стыдливо убрал.
Крохин был одет в мятую футболку, кожаные сандалеты на босу ногу и украшенные изображением пчелок пляжные, до колен, трусы - просторные, как паруса бригантины.
В помещении, отапливаемом скрытыми за переборками трубами, пропускающими дизельные выхлопы, стояла душная жара.
- Ну что, дружок, - сказал Сенчук умиротворенным голосом, - кажется, мы можем пропустить по сотне капель за стабилизацию обстановки и здравие наших новых управителей... Как тебе они, кстати? Душевные ребята, а?
- Н-ну, так... - откликнулся Крохин и, сильно качнувшись, склонился над стоявшей у стола спортивной сумкой, откуда после некоторого раздумья вытащил непочатую бутылку с шотландским виски.
Судя по донесшемуся звяку, извлеченная бутылка покинула изрядную компанию своих собратьев.
"А ты, братец, назюзенный... - подумал Сенчук, холодно посматривая на переводчика. - И попиваешь как конь... Дрянь твое дело! Траченый пузырек не выставил, значит, стесняешься хвори своей, алкашик..."
- Ну-с, за тех, кто в море и на борту, - сказал Сенчук, пригубив пряно опалившую гортань жидкость. - Так вот повторяю вопрос: пришлись ли твоей широкой душе наши гости?
- Какие там гости! - нетрезво отмахнулся тот и рыгнул. - Ну, араб... Мой, так сказать, начальник номер один...
- Так ты его знаешь?
- Ес-стественно. Я с ним еще когда в Эмиратах... Н-да. Железный человек! А денег у него... - Вытянув губы, он многозначительно присвистнул. - Полбабок всего мира -его лично, от-твечаю!
- Чужие деньги как чужая любовь, - сказал Сенчук, неодобрительно рассматривая веселых пчел на "диабетических", как он их определил, трусах своего визави. - Завидовать - морока, а зариться - риск... Ответь-ка мне лучше вот о чем: в курсе ли этот шах и мат о содержимом известного тебе большого железного ящика?
Посвятив себя полуминутному раздумью, Крохин наконец-таки сподобился на сдержанный кивок.
- А второй, Прозоров этот, кто он, как думаешь?
- Ну как?.. МЧС, все такое...
- МЧС - аббревиатура недавняя, - промолвил Сенчук веско, - а я напомню тебе три другие согласные буковки: Ка, Гэ... Ну, последнюю сам угадаешь?
- Откуда вы взяли? - подскочил с дивана Крохин, стукнувшись теменем о подволок. Он на глазах отрезвел.
- Отсюда. - Сенчук ткнул пальцем себе в грудь. - И представляется мне, что этот парень прибыл сюда за тем, чтобы вырвать наши сердца. А мой добрый пожилой мотор чувствует всеми своими поршнями того, кто желает разъединить его с корпусом.
- Да, действительно... - пробормотал Крохин. - С чего это МЧС спохватилось?..
- Вот! - подтвердил Сенчук. - И отреагировало так, будто им оса в задницу залетела!
- И... - потерянным голосом произнес Крохин, - почему?..
- А потому, Вова, что в контейнере нашем, по-моему, никакой не металлолом... И пока не поздно, скажи уж мне правду горькую, чего там такое драгоценное таится? А не скажешь - разреши откланяться, братец. И живи со своими секретами, но и своим умом...
- В контейнере - взрывчатка, - глухо отозвался Владимир, отводя взгляд.