- Очень интересно, - ледяным тоном продолжил Ассафар. - У нас череда каких-то двусмысленных происшествий... Но с их природой мы разберемся. Итак. У нас нет рабочего батискафа, но мы восстановим его. Я принял решение. Судно направляется к Бермудским островам. К координатам утонувшего "К-219". Оттуда мы идем в порт Нью-Джерси, команде дается десять дней отдыха, мы принимаем на борт винты, запасную аппаратуру и возвращаемся в Норвежское море. Есть ли вопросы, господа?
- Увы, имеются, - промолвил Сенчук. - Если батискаф бесполезен, то зачем нужен крюк к следующей ядерной могилке?
Араб помолчал, презрительно щуря глаза и покусывая губы.
- Хорошо, я отвечу, - произнес терпеливым тоном. - У нас есть батисфера, обладающая свойствами батискафа. Она сможет самостоятельно, управляемая компьютером, спланировать на заданный участок поверхности дна.
- Почему же вы не хотите использовать ее сейчас? - спросил Прозоров.
- Потому что она предназначена для другого рода работ.
- То есть?
- То есть, - с неудовольствием продолжил Ассафар, - опусти мы ее к "Комсомольцу" - тросы и грузоспусковые механизмы не выдержат, и мы ее потеряем. И тогда к Бермудам будет плыть попросту не с чем.
- Таким образом батискаф предназначен для исследования "Комсомольца", а батисфера - для "К-219"? Где ею и пожертвуют, - вывел резюме Прозоров. Затем, недоуменно качнув головой, прибавил: -Дорогостоящий экспериментик!
- Наука, как известно, требует жертв, - оптимистически заметил Сенчук. И их становится все больше и больше... . Наступила пауза.
- Еще вопросы? - спросил араб.
- Я могу идти? - поднялся Сенчук. - Мне надо ознакомиться с метеосправкой, коли уж я взялся за обязанности вашего штурмана...
- Со справкой или с бутылкой? - ядовито уточнил араб.
- Что с нами будет, если с таких замечаний начинается наш медовый месяц? - усмехнулся старпом, смеривая хозяина судна ледяным взглядом, от которого у Прозорова по хребту побежали мурашки.
Гипнотические очи мусульманина показались ему опереточно-злодейскими в сравнении со стылым голубым блеском глаз отставного морского опера, и отчего-то Прозорову представилось, что, надень на того старинный камзол со шпагой на поясе да бархатную шляпу с пером, сойдет бывший контрразведчик за явившегося из-за завесы времен злодея-пирата - вероломного и отчаянного, каковым, вероятно, по сути своей и является.
Араб отвел взгляд в сторону. Процедил:
- Все свободны. Капитана и второго помощника прошу остаться.
- В частности - для обсуждения моей кандидатуры, - проронил в сторону Прозорова Сенчук, выходя с ним в коридор.
- В смысле незаменимости? - уточнил тот.
-Ага!
- И что скажет капитан?
- Какой там капитан!.. Пирог с ничем! - отмахнулся старпом. - Ему бы я и дебаркадер не доверил!
- Но я слышал, он говорит на трех языках, помимо того, у него два высших образования...
- Ну, петух с орлом тоже в общем-то одинаковы, - рассудил Сенчук. - У обоих - клюв, перья, крылья... Но петух, конечно, круче, поскольку умеет кукарекать. Кстати, меня жизнь научила не очень-то и показывать свою образованность. Меньше завидуют.
На этом первый подступ к разработке старпома закончился.
Прозоров, вернувшись в свою каюту, сел у иллюминатора и призадумался.
Сенчук, как он понял, был действительно незаменим, а потому откровенно независим и дерзок. Будущие отношения с хозяином экспедиции его не волновали. Почему?
Не потому ли, что он чувствовал себя независимым, в первую очередь материально, и вел свою игру, связанную с контрабандой, расценивая данное плавание как временный эпизод в большой криминальной игре?
Данная версия представилась Прозорову правдоподобной, но своим первым успехом он посчитал не ее, а установление контакта со старпомом - хоть каким-то, но источником информации.
Или - хорошо продуманной дезы?
На этот вопрос ответа у Прозорова также не существовало. Но в том, что рано или поздно ответ появится, он был убежден.
КАМЕНЦЕВ
Стоя на палубе и глядя на толкотню матросов, упаковывающих батискаф в защитный брезент, Забелин, с усмешкой глядя на Каменцева, негромко выговаривал ему:
- А вы, доктор, оказывается, бедовый парень... Зачем все-таки надо было устраивать этот пожар в каюте?
- Чтобы дать вам время разобраться с процессором. Это во-первых.
- Все решилось куда проще. Кто-то, не мудрствуя лукаво...
- Это во-первых, - продолжил Каменцев. - Во-вторых, теперь я абсолютно уверен, что эти природоохранители решили поднять ядерную головку ракетоторпеды.
- То есть?
Каменцев поведал о служебной документации, обнаруженной им в каюте пакистанца.
- Весьма забавно, - озабоченно качнул головой Забелин.
- И в-третьих, - продолжил Каменцев, - наш главный ученый - диабетик. И в пожаре сгорел весь его персональный инсулин.
- Жестоко! - сказал Забелин. - Решили таким образом угробить главного специалиста?
- Да нет... - Каменцев с досадой посмотрел на перетянутые полосками пластыря пальцы левой руки. - Пару десятков ампул я взял с собой. По дороге в санчасть пять штук кокнул, споткнулся в горячке... Полез в карман - и вот... Кивнул на поврежденную руку. - Порезался. Но теперь здоровье и жизнедеятельность этого умника под моим полным контролем. И думаю, что, если эти деятели что-либо затеяли в Бермудах, главного спеца я отключу, как лампочку. Есть на сей случай определенная, так сказать, микстура... А он не через час, так через два обязательно меня навестит. Удивлен, что до сих пор не явился...
- Так вы не только поджигатель, но и отравитель? - усмехнулся Забелин. Кстати, я после выпуска из училища в общаге жил... В комнате на четверых. Все молодые офицеры. И был среди нас некий лейтенант Гена Терентьев, обладатель дефицитной по тем временам бутылки французского коньяка. С этим коньяком вообще странные истории... Он тогда в нашей нищей среде исключительно в качестве презента фигурировал... Помню, в военном городке я одному доктору за успешно излеченную гонорею бутылку "Наполеона" подарил, а у нее - такой характерный скол у донышка... Так вот. Через год в качестве подарка от одной благодарной дамы эта бутылка ко мне снова вернулась, пройдя, подозреваю, десятки рук... А с лейтенантом Геной так вышло: мы его каждый праздник кололи на эту бутылку, а он - нет, мол, разопьем, как только третью звезду получу. Вообще-то, замечу, жлобоватый был паренек... Ну, год терпим, а он все в лейтенантах... А однажды как-то ну уж очень остро недобрали! - и решились на грех: через шприц коньяк выкачали, выпили, а в бутыль мозольной жидкости заправили. Через месяц, представь, Гене дают третью звезду. Мы: ну, давай, открывай коньяк, обещал! Не, говорит, до следующей звезды его оставляю, вам и так водки хватит, не баре. Но все-таки убедили мы его, открыл он коньяк, мы свет притушили - жидкость-то зеленая... Кто-то рюмку из синего стекла достал, налили мы повышенцу...
- И?.. - хохотнул Каменцев.
- Он выпил, потом передернуло его, как от разряда, оглядел он всех нас изумленно и с трагедией в голосе воскликнул: "Братцы, коньяк-то прокис!"
- Похоже, истории суждено повториться, - прокомментировал Каменцев.
- Думаешь, придет к тебе на поклон? - спросил Забелин.
- Как выразилась однажды любимая женщина, проводившая, кстати, меня в этот поход, - поведал Каменцев, - куда он денется, когда разденется!
Позже, на ужине в кают-компании, подтолкнув Каменцева под локоть, Забелин шепнул:
- Похоже, ты прав... - И кивнул в сторону показавшегося в двери Кальянрамана.
Лицо пакистанца омрачала тоска. Подойдя к Каменцеву, он нехотя произнес:
- Доктор, мне необходимо с вами поговорить.
- Милости прошу. - Каменцев привстал из-за стола. - Здесь или в санчасти?
- Я думаю, в санчасти...
В санчасти, где под присмотром дежурного матроса находился все еще находящийся в беспамятстве Филиппов, они присели в уголке, и пакистанец упавшим голосом поведал:
- Вчера... вчера случилось ужасное!
- Вы имеете в виду пожар?