А противоположный конец коридора, стало быть, выглядел вот так. Алексей почувствовал некоторое разочарование. Комната походила на операционную, только не в полевом госпитале, а в хорошей дорогой клинике, куда у Алексея при жизни шансов попасть практически не было. Здесь было очень тихо, очень чисто… Белые стены без окон. И ещё запах. Пахло чем-то таким медицинским.
У Алексея все ещё кружилась голова, руки и ноги были тяжёлыми, будто к каждой привязали по гире. Поэтому он сидел и не пытался шевелиться.
В комнате он был не один. Напротив сидел серьёзного вида мужик в очках и задумчиво разглядывал Алексея. Как бы плохо сейчас ни было Алексею, но он сообразил, что вряд ли это сам господь бог собственной персоной. Много чести. А вот как зовут таких специальных мужиков, которые встречают покойников и сортируют их между раем и адом, Алексей вспомнить не мог. Его никогда не интересовали эти религиозные штуки, даже на войне, когда обстановка сама собой подталкивает человека к мысли — нужно заранее позаботиться о загробной жизни, которая может начаться в следующую секунду. Иначе, того и гляди, останешься атеистически настроенным куском мяса с пулей в неверующей башке.
Теперь вот Алексей сидел и не знал, как обратиться к мужику в очках. Тот сам обратился к Алексею:
— Уже получше?
Алексей утвердительно качнул подбородком.
— Ты меня слышишь, понимаешь? Можешь разговаривать?
— Д-да, — со второй попытки выговорил Алексей, еле ворочая тушей языка.
— Я хочу с тобой просто поговорить. Задать кое-какие вопросы.
Алексей подумал, что это, должно быть, что-то вроде анкеты при приёме на работу. Что ж, порядок есть порядок.
Но вопросы оказались немного странными.
— Откуда ты узнал, что Олег Фоменко находится в доме на Лесном шоссе?
— Услышал по рации. По милицейской рации.
— И что ты собирался делать?
Врать после смерти — дело совсем уж последнее, так что Алексей не стал скрытничать:
— Думал, возьму его… Вроде как в заложники. Потребую, чтобы мать и сестру отпустили. Они-то в чём виноваты?
— Они ни в чём не виноваты, — согласился мужчина в очках. — И ты думаешь, твой план сработал бы? Полковник Фоменко согласился бы на твои требования?
— А что ему оставалось делать?
— Ну, брать заложников — это уже тяжкое преступление, терроризм. Фоменко мог подогнать спецназ, снайперов, и тебе бы влепили пулю.
— Вряд ли.
— У тебя есть какие-то идеи, мысли на этот счёт? Почему — «вряд ли»? Почему ты думаешь, что Фоменко не пошёл бы на шумное решение проблемы?
— Нет у меня мыслей… Просто думаю я так. Кажется мне, что не погнал бы он против меня спецназ, захотел бы по-тихому все решить.
— Интуиция. Понятно, — сказал мужчина в очках. — Ну а вообще — чего ты хочешь?
— Это как?
— Ты молодой умный парень, приходишь из армии и начинаешь как одержимый гоняться за каким-то подонком. Будто бы нет в мире дела важнее.
— А что, не надо было? Надо было простить? Типа, врезали по одной щеке, подставь другую?
— Я не об этом. Наверное, нужно было сквитаться с Олегом Фоменко. Но ты сделал это таким способом, что пустил под откос всю свою будущую жизнь. Ты уже не можешь вернуться домой, ты не можешь встретиться с матерью, тебя ищет милиция…
— Я всё сделал правильно.
— Наверное. Но разве обязательно было бить Олега Фоменко при людях? Люди в таких случаях перестают быть людьми и становятся свидетелями. Ты мог сделать все то же самое, но не засветиться.
— Подкараулить его в подворотне? И шарахнуть кирпичом по башке сзади?
— Ну хотя бы так. Это была бы месть, но тебе потом не пришлось бы бегать от милиции по всему городу.
— Я прав, — сказал Алексей. — И какого чёрта я должен скрывать, что я прав?!
— Все понятно, — сказал серьёзный мужчина в очках. Алексея перестало мутить, он мог концентрировать своё внимание, и теперь мужчина казался ему похожим на психоаналитика из американских фильмов — такой же вот рассудительный и всезнающий, единственный нормальный посреди окружающих его психов.
— Допустим, все у тебя получилось, — сказал мужчина. — Мать с сестрой выпустили, Олега Фоменко ты в очередной раз уделал. Что дальше? Что ты вообще собираешься делать?
Алексей не понял вопроса. Как это — дальше? Потом он вспомнил, что в заполнявшихся им раньше анкетах тоже попадались бессмысленные вопросы, и на них всё равно нужно было отвечать.
— Что я буду делать? — В голову ничего не лезло, и он выдал лживую отговорку, навязшую у него в ушах от многочисленных материнских советов: — Ну, работу искать, наверное.
«Только какая работа мне теперь светит?» — подумал он тут же. На круглом лице очкастого «психоаналитика» была написана примерно та же самая мысль. Алексей нахмурился — глупость ляпнул, не потрудился придумать что-нибудь поумнее. А что поумнее? А что вообще тут можно придумать, а?!
— Если ты действительно хотел найти работу, — мягко заметил очкастый, — то почему после возвращения из армии ты сразу занялся не поисками, а местью?
Дерьмо вопрос. Такой вопрос, что и отвечать-то на него глупо. Нечего отвечать, все и так понятно.
— Потому что месть была для тебя важнее.
Если сам все знаешь, чего спрашиваешь?! Да, так получилось. Да, значит, месть важнее. Важнее и проще. Потому что тут я знал, что мне надо делать. Знал и умел. Наверное, это всё, что я знаю и умею.
Алексей так и не сообразил, были ли это его мысли, или же он все проговорил вслух. Во всяком случае очкастый понимающе кивнул, будто бы прочитал мысли Алексея и больше ни в каких ответах не нуждался. Очкастый поднялся со своего крутящегося кресла и приблизился к Алексею вплотную.
Сейчас Алексею вдруг показалось, что «психиатр» очень похож на кого-то знакомого. Да, точно, если очки убрать…
Если убрать очки и чуть подправить причёску, то «психиатр» как две капли воды был похож на того мужика с мобильником, который убил Алексея на Лесном шоссе.
— Больше вопросов не имею, — сказал «психиатр», и Алексей вдруг со страшной скоростью полетел в темноту, будто бы его только что резким движением выключили из розетки.
2
— Черт с вами! — сказал полковник Фоменко. И назвал фамилию. А потом невыносимо долгие три секунды ждал, чем это для него аукнется. Если это всё-таки враги подсадили его на крючок, тогда скажут спасибо и, может быть, действительно не обманут, не тронут. А вот если это проверяли свои… Впрочем, в этом случае Фоменко тоже нашёл бы, как оправдаться.
Но вышло не так и не этак.
— Это неправильный ответ, — сказал голос в трубке. — Как-то несерьёзно вы к этому отнеслись, полковник.
— То есть как — неправильный?! — взревел Фоменко. — Это что ещё…
Трубку повесили. Фоменко замолчал. Самое интересное, что ответ действительно был неправильным. Это на случай, если проверяли свои, — потом можно ляпнуть: «Ну я же не сдал нашего человека. Я сдал не нашего человека. Считай, что никого не сдал».
Но Фоменко раскусили, и он был этим неприятно удивлён. Чтобы вот так сразу определить ложь — это надо быть очень умным и очень информированным. Полковник совсем запутался, потому что в области и среди своих, и среди фээсбэшников таких людей быть не могло. А тогда кто? А тогда откуда все эти напасти?
И как только он подумал про напасти, позвонила жена и стала навзрыд излагать свои мысли о тяжкой доле бедного мальчика Олежки, который вынужден прятаться от этого уголовника… Фоменко не стал её предупреждать о том, что в ближайшие минуты судьба Олежки может стать ещё более тяжёлой. Пусть узнает сама. Патрульные машины уже были отправлены на Лесное шоссе, но что-то подсказывало полковнику — все это напрасно. Уже слишком поздно. Тот тип из телефонной трубки все обстряпал по своему собственному сценарию, а полковника с этим сценарием не познакомили, поэтому он безнадёжно отстал от событий.