Но ведь до этого военная обстановка на фронтах, с бесконечными отступлениями, с оставлением врагу городов и сел, с потерями многих миллионов людей на оккупированных немцами территориях, не позволяла думать ни о чем, кроме конкретной помощи фронту. Однако находились ученые, которые даже в этих трудных условиях отступлений и поражений думали по-другому. Именно к ним принадлежал Г.Н. Флёров. До войны он вместе с К.А. Петржаком под руководством И.В. Курчатова открыл явление самопроизвольного, спонтанного деления ядер урана. Он же обратил внимание на то, что с осени 1941 г. американские, английские и другие научные журналы прекратили публикацию сообщений по делению урана и по цепным ядерным реакциям, исчезли упоминания о новых результатах в этой области науки. Глухая стена. Это было не случайно. Очевидно, что в США начали вести работы по созданию ядерного оружия. Находясь в армии, куда он пошел добровольцем, Флёров забрасывал письмами-обращениями многих сильных мира сего, в том числе видных ученых-физиков, о том, что несмотря на войну и даже именно в войну надо заниматься ядерными проблемами, не то нас обгонят другие страны. Г.Н. Флёров написал об этом в Академию наук, в Комитет по высшей школе, И.В. Курчатову, С.В. Кафтанову, А.Ф. Иоффе и другим, но никто не откликнулся.
В середине 1942 г. он решил обратиться прямо к главе государства – И.В. Сталину. Приведем, с некоторыми сокращениями, это примечательное по слогу и содержанию письмо.
«Дорогой Иосиф Виссарионович!
Вот уже 10 месяцев прошло с начала войны, и все это время я чувствую себя в положении человека, пытающегося головою прошибить каменную стену.
В чем я ошибаюсь?
Переоцениваю ли значение «проблемы урана»? Нет, это неверно. Единственное, что делает урановые проекты фантастическими, – это слишком большая перспективность в случае удачного решения задачи. Мне приходится с самого начала оговориться. Может быть, я не прав – в научной работе всегда есть элемент риска, а в случае урана он больше, чем в каком-либо другом. Однако представим на минуту, что с ураном «вышло». Правда, революцию в технике это не произведет – уверенность в этом дают работы последних довоенных месяцев, но зато в военной технике произойдет самая настоящая революция.
Произойдет она без нашего участия, и все это только потому, что в научном мире сейчас, как и раньше, процветает косность.
Знаете ли Вы, Иосиф Виссарионович, какой главный довод выставляется против урана? «Слишком здорово было бы, если бы задачу удалось решить. Природа редко балует человека». Может быть, находясь на фронте, я потерял всякую перспективу того, чем должна заниматься наука в настоящее время, и проблемные задачи, подобные урановой, должны быть отложены на «после войны». Мне кажется... мы совершаем большую ошибку. Самые большие глупости делаются с самыми лучшими намерениями..
Мне очень тяжело писать, зная, что ко мне с полным правом может быть применен «трезвый» подход. Ну что там бушует Флёров? Занимался наукой, попал в армию, хочет выкарабкаться оттуда, ну и, используя уран, засыпает письмами всех и вся, неодобрительно отзывается об академиках. делая все это из самых эгоистических личных соображений.
Так вот, считаю необходимым для решения вопроса созвать совещание в составе академиков Иоффе, Ферсмана, Вавилова, Хлопина, Капицы, Лейпунского, профессоров Ландау, Алиханова, Арцимовича, Френкеля, Курчатова, Харитона, Зельдовича, докторов наук Мигдала, Гуревича, Петржака.