— Нет уж! — сказал ему Пафнутий. — Эдак мне и после смерти, до скончания вечности не будет от тебя спасения!
И побежал дальше.
И случилось чудо. На дороге ему встретились Харузин и Наталья.
— А, вот ты где! — как ни в чем не бывало объявила Наталья. — А мы тебя разыскиваем, Пафнутий.
Пафнутий остановился, разинул рот и воззрился на друзей. Казалось, для них в этой встрече не было ничего необыкновенного, а он смотрел на них как на диво, явленное ему Богом во спасение.
— Она мертва, — выговорил наконец Пафнутий.
— Кто? — удивилась Наталья. — Туренина? Ты что, ходил смотреть на казнь? — девушка сморщила нос. — Какая гадость!
Пафнутий разрыдался. Он кричал и плакал, а после бросился на землю и начал бить по ней кулаками и пятками, вздымая пыль. Наталья растерянно смотрела на него, затем перевела взгляд на Эльвэнильдо.
— Что это с ним?
Эльвэнильдо пожал плечами.
— Я ее любил! — выкрикивал Пафнутий. — Я ласкал ее! Она била меня плетьми, она меня ненавидела! А потом требовала ласк! Она хотела, чтобы я целовал ее! Я лобызал ее… а туда кол!
— Хватит! — заорал Эльвэнильдо, побагровев, и с силой пнул лежащего Пафнутия в бок.
Гвэрлум поджала губы и надменно проговорила:
— Никогда не думала, что ты такой ханжа, Эльвэнильдо. Обычное дело. Французский поцелуй.
— Не желаю этого слышать! — надсаживался Харузин. — Мне плевать! Да, я ханжа! Я это все ненавижу, понятно? И всегда ненавидел!
— Ну ладно, ладно, — снисходительно позволила Наталья.
— А она умерла… — пробормотал Пафнутий.
— И зелья у тебя больше не будет, — сказал ему Харузин. — Да?
Пафнутий сел, держась за отшибленный бок.
— Ну, да… — согласился он. Как ни странно, слез на его лице не было. Он рыдал сухо, бесслезно.
— Когда я с Неделькой странничала, — важно произнесла Гвэрлум, — мы с ним встречали одного старика отшельника… Помнишь, мы рассказывали? — И когда Харузин кивнул, продолжила: — Ну так вот, Флор хочет, чтобы мы на время всех этих судебных дел отправились к нему.
— Флор? — поразился Харузин. — А ему-то что?..
— Не перебивай. У Флора голова обо всех болит, — сообщила Гвэрлум. — Он и о том, и об этом подумать успевает. Хозяин!
Эльвэнильдо глянул на «темного эльфа» искоса и промолчал. Он видел, что Наталья влюблена, и каждое решение Флора приводит ее в глубочайшее восхищение.
Впрочем, судить Флора непредвзято, то следует признать: он редко ошибается. Настоящий лидер, этого не отнимешь.
— Флор будет занят устройством глебовских дел. А Пафнутий скоро оголодает без своей отравы и начнет чудить, сам знаешь, какие у нарков ломки бывают.
Харузин знал это только понаслышке и из книги «Электрокислотный прохладительный тест», однако кивнул, не желая вступать с Натальей в пререкания. Наталья и сама была осведомлена исключительно со слов «продвинутого» однокурсника. К счастью.
— У меня один вопрос, Гвэрлум, — проговорил Харузин, — ты помнишь, где конкретно обитал этот отшельник?
— Ну… — Наталья замялась на мгновение, но тут же нашлась. — Видишь ли, это такой святой человек — полагаю, если он сочтет нужным, чтобы его нашли, мы его отыщем в два счета.
У Харузина не нашлось, что возразить.
Лесная избушка, тихий шелест листвы, еле слышный звон капель там, где с камушка срывается тонкая струйка родника… Одинокий свист отважной птицы… Старческое лицо, исчерченное морщинами, такое доброе, что, кажется, так и расцеловал бы каждую морщинку… Не то человек, не то гном, житель Полых Холмов, во всяком случае — некто совершенно чудесный…
Харузин пытался разговаривать связно, делать выводы, основываясь на том, что успел узнать из долгих бесед с Лавром.
— Господь, Врач душ и телес человеческих, посредством освященных благовоний духовно очищает воздух — среду обитания нечистых духов — и тем самым отгоняет их от нас, — пояснял он Наталье, которая завороженно наблюдала за старцем. Тот сжигал можжевеловые ветки, улыбаясь и покачивая головой.
Пафнутий успокоенно спал.
Глоссарий
Акафист — определенное богослужебное последование, особенно прославляющие Господа, Матерь Божию, святых.
Брашно — еда, пища.
Веко — круглая невысокая коробка, в которой держат хлебные корки, оставшиеся от трапезы.