Осадив коня, поехал Лаврентий рядом с безумцем. А тот услышал, что кто-то поблизости есть, остановился и обернулся. И увидел Лаврентий молодое лицо, озаренное веселой, радостной улыбкой.
— А здравствуй, добрый человек! — закричал этот незнакомец и бросился бежать к Лаврентию.
Он улыбался и улыбался, но радость вдруг исчезла из его глаз, запрыгал в них испуг, и губы задергались.
— Кто ты? Кто ты? — закричал он, точно курица закудахтала. — Откуда ты? Куда ты?
— Тише, тише, — молвил Лаврентий, наклоняясь к нему с седла. Животко за его спиной сжался, затих. Испугался мальчишка безумца.
— Кто ты? — снова закричал незнакомец. Теперь улыбка на его лице напоминала оскал.
— Я — брат Лаврентий из Волоколамского монастыря, — сказал Лаврентий. — Слыхал о монастыре преподобного Иосифа?
— Я… Иосифа? — залопотал безумец и затряс головой. Слезы покатились из его глаз. — Кто я? Кто я? — повторял он бессильно.
Лаврентий спустился на землю, тронул незнакомца за плечо. Оказалось — горячее, словно его трепала лихоманка.
— Погоди, ты не плачь и не торопись, — сказал Лавр тихо. — Мы с тобой сейчас хлеба поедим, выпьем воды, у меня еще хохолки сушеные остались, вкусные…
Животко остался сидеть верхом на лошади. Лошадка опустила голову, щипнула травы и как бы с недоумением глянула на людей: что не едут-то, что сидят-то на земле и болтают без толку?
Между тем незнакомец все плакал и бормотал, а после смеялся и принимался хватать Лавра за руки.
— Поешь, — уговаривал его Лавр. — После поговорим.
Незнакомец проглотил несколько кусков хлеба, едва ли замечая, что ест, а затем сказал:
— Ну, как-то меня нужно называть, а?
— Буду звать Пафнутием, пока своего имени не вспомнишь, — решил Лавр.
Он не сказал — почему Пафнутием. Просто на ум пришло. Но незнакомец вдруг подскочил и затрясся.
— Меня Пафнутий зовут! — закричал он. — Точно! Пафнутий! Меня Пафнутием окрестили! Ты сказал, и я сразу вспомнил! — Он уцепился за пальцы Лаврентия, вперился ему в глаза жадным взором: — А теперь скажи, как отца моего звали! Скажи его имя!
— Не знаю, — растерянно проговорил Лавр. — Не знаю я, брат… «Пафнутий» как-то само сказалось, а про твоего отца мне ничего не открыто… Сам-то ты что помнишь?
Пафнутий нахмурился, начал напряженно думать, но потом вдруг расслабился, и слезы сами собой потекли по его щекам.
— Ничего не вспоминаю… Выпил я что-то. Какую-то отраву…
— Видать, в мотыло это питье для тебя обратилось… — сказал Лавр сочувственно, ибо и отца своего, разбойника Опару Кубаря жалел, когда тот крепко выпивал и наутро маялся головной болью.
— Не знаю я, — с тоской повторил Пафнутий. — Теперь уже и сомнение меня берет, точно ли Пафнутий мое имя…
— Погоди пока с именем. Вспомнишь другое — имя само на ум придет, — успокоительным тоном заметил Лавр. — Куда ты шел?
— Не знаю… Может, в Новгород? — предположил молодой человек и вдруг опять весь озарился прежней улыбкой. — Точно, в Новгород я шел!
— А для чего? Не помнишь? Не мучай себя, не вспоминай… Я тоже в Новгород направляюсь. Есть у меня одна мысль, — неожиданно для себя проговорил Лаврентий. — Если она подтвердится, найдешь в Новгороде друзей. Если же ошибаюсь я… то все равно друзей найдешь. Не плачь больше.
Пафнутий недоверчиво посмотрел на него.
— Ты добрый? — спросил он.
— Божьей милостью, — ответил Лавр. — Когда от своего сердца делаю, тогда злой. А когда по заповедям стараюсь — тогда случается и хорошо поступить.
— Добрый, — вздохнул Пафнутий. — Ты ругаться не будешь. Меня, по-моему, прежде крепко били. Я этого дела боюсь. Должно быть, помню, как это плохо, когда тебя по голове бьют.
— Я тебе это и без всякого воспоминания скажу, — засмеялся Лавр. — Когда по голове бьют, это очень плохо.
Пафнутий опять схватил его за руку. Лавр почувствовал, что парня бьет крупная дрожь.
— Если мы их встретим, ты меня не отдавай, — зашептал он, кося глазами по сторонам. — Ты меня к себе забери. К Иосифу преподобному. Я все выполню, что скажешь.
— Договорились, — обещал безумцу Лавр.
И дальше двинулись шагом, потому что Пафнутий бежать не мог. Животко с высоты коня поглядывал на найденыша, недовольно морщил брови и шевелил губами. Что-то его настораживало в этом человеке. Обычно сумасшедшие, блаженные, бродяги не вызывали у Животко отвращения. Он и сам принадлежал к этому племени, воспитанный Неделькой на большой дороге. И все друзья, и Неделькины, и самого Животко, жили на дороге и от дороги кормились.