— Ба! Олсуфьич! — вскричал Колупаев и радостно затопал ногами, как будто действительно был счастлив узреть старого знакомца.
— Здравствуй, Назар, — поклонился Лавр. — Благослови тебя Бог.
— Ну, ну! — ликовал Колупаев. — Морсу клюквенного со мной выпьешь, брат Лаврентий?
— Неплохо бы, — согласился Лавр.
— Ты ведь по делу заглянул, а? — Колупаев подозрительно щурился и вместе с тем скалил зубы в усмешке.
— По делу, — не стал отрицать Лавр. — Да только что мы с тобой на скаку будем обсуждать! Посидим вот, отдохнем. День жаркий, нужно бы остыть.
— У меня морс, поди, на солнце нагрелся, — предупредил Колупаев.
— В такую жару и теплое питье холодит горло, — улыбнулся Лавр.
Назар заревел, откуда-то прибежал суетливый старикашка, притащил кувшин.
Лаврентий принял кувшин и протянул его Пафнутию.
— Выпей.
Тот молча подчинился.
— Кто это с тобой? — осведомился Колупаев, разглядывая Пафнутия с головы до ног бесцеремонно и цепко.
— Подобрал на дороге, — объяснил волоколамский инок. — Шел к брату на зов, в Новгород, а по пути встретил блаженного.
— Точно ли блаженного? — опять спросил Колупаев. — На дорогах кто только не шляется…
— Мне показалось, что он нездоров, — сказал Лаврентий. — Душа у него добрая, но точно в плену томится. Бог таких жалеет, и нам не с руки обижать.
— Тебе видней, — согласился наконец Колупаев. — Как брат твой живет-может?
— Неплохо.
— Та девушка, что его до последнего защищала… Здорова ли? — решился спросить Колупаев. Ему было чуть неловко, ведь это он по навету ложному Наталью Фирсову держал взаперти и пытать велел, требуя, чтобы та созналась в грехе, которого не совершала, да еще оговорила при этом Флора.
— Вполне здорова, — ответил Лавр невозмутимо.
— Ну и ладно, — кивнул Колупаев и тоже отпил из кувшина.
— Говорят, ночью ты взял Елизара Глебова со всем его семейством? — подступил к делу Лавр.
Колупаев кивнул, не переставая пить.
— За фальшивые деньги? — продолжал Лавр.
Новый кивок.
— А откуда это сделалось известно?
Колупаев отставил наконец кувшин и ответил спокойным, уверенным тоном:
— У меня свои источники. Сообщили добрые люди. А мы проверили. И нашли.
— Печати и штампы?
— И серебряную проволоку. И готовые монеты. Вот откуда богатство у Глебова, понял? А мы его за уважаемого человека считали… Он ведь дочку замуж выдавать хотел…
— Неужели и девку погубите? — спросил Лавр.
— Голубчик, — проникновенно молвил Назар Колупаев, — это ведь не я гублю или милую, это царский указ таков: фальшивомонетчиков не жаловать. Не я и не государь Настасью Глебову под палача подвел, а отец ее родной… Ты ведь не за Настасью просить пришел, инок?
Лаврентий покачал головой.
— Хотел бы, да не ради нее. Ради другого человека.
— Ну-ка, послушаем.
Колупаев откинулся к стене, расправил плечи. Лаврентий видел по его лицу, что дьяк заранее готовится отказать в просьбе, какой бы она ни оказалась.
— С Глебовым вместе взяли его слуг и рабов, — продолжал Лаврентий. — И среди них один человек был…
— За раба просишь? — прищурился Назар опять. Из-под ресниц так и брызнул зеленый свет — дьявольский, ехидный.
— Я бы поостерегся этого человека рабом считать, — возразил Лаврентий. — Потому что это один из моих друзей близких.
— А как он в доме у Глебова очутился?
— Мы с братом, — начал Лаврентий, чуть понизив голос, — давно за Глебовым присматриваемся. Все нам мнилось, неспроста многое у него в дому творится…
— Например? — хищно подался вперед Колупаев.
— Например, один ливонец к нему захаживал… С Орденом нам еще воевать и воевать, Назар, тут государственного ума иметь не нужно, чтобы понять это… Они наши границы обкусать норовят с запада, все желтые зубы на Новгород точат.
— Ты ливонцев не любишь, — кивнул Колупаев. — Любой из них тебе подозрителен.
— У меня причины есть не любить их и в дурных делах подозревать, — не стал отпираться Лаврентий. — Да и у всякого новгородского они имеются, если рассудить здраво. Ты слушай, что я тебе расскажу, а после собственные выводы сделаешь. Елизар — младший сын у боярина Глебова, а живет лучше старшего. Мысли у нас с братом разные на его счет были… Особенно в связи с этим богатством.