Флор возвращался от ворот, проводив Лавра, и вдруг заметил странную сцену во дворе своего дома, возле конюшни. Беспамятный Пафнутий внезапно метнулся под ноги к девице Гликерии, пал перед нею на колени, схватился руками за подол ее платья — пальцы блаженного сильно тряслись, — и что-то вымолвил. Гликерия побледнела, отшатнулась и ответила Пафнутию сквозь зубы. Что — Флор не расслышал. Несколько коротких слов. Пафнутий поник головой, его плечи запрыгали от сильных рыданий. Гликерия высвободилась и быстро ушла, а Пафнутий остался стоять на коленях, утыкаясь лбом в стену конюшни.
— Задушен? — переспросил Вадим, когда Флор сообщил ему новость. Харузин отложил прорись, которую внимательно разглядывал в книге (обещал сделать для Натальи узор чуть попроще, чтобы она могла заняться вышивкой бисером), подпер подбородок кулаком.
— Похоже на то, как был задушен Неделька? — уточнил Харузин.
— Наверное… Я ведь его не видел, — вздохнул Флор.
— Может быть, у Колупаева спросить подробности? — предположил Вадим.
Харузина передернуло. В отличие от Натальи, он не мог вспомнить колупаевские застенки без дрожи во всем организме.
— Без меня, — пробормотал он. — Да и не опасно ли это? Назару сейчас виноватые нужны…
— Назар не знает, что был убит скоморох. Назару до этого дела не было, — напомнил Вадим.
— А теперь будет? — спросил Харузин. — Вот сейчас мы придем к нему такой теплой компанией и скажем: «Привет, Назар, как дела? Каково кнутобойничаешь?» Он, разумеется, с милой улыбкой: «Да с Божьей помощью — помаленечку… С чем пожаловали?» Мы ему: «Да вот, гражданин следователь, какая история… Почерк убийства больно знакомый. Тут наш скоморох Неделька был задушен. Правда, не в Новгороде, а в урочище — как там оно? — но тоже бечевкой. Как вы думаете, есть связь между этими двумя преступлениями?»
— Не валяй дурака, — сказал Вадим. — Дело серьезное.
— Андрей говорит, что отца его, возможно, убил беглый Севастьян Глебов, — напомнил Флор.
— Невероятно, — тут же сказал Харузин.
Все посмотрели на него.
— Почему?
— Потому что у Глебова нет мотива, — сказал Харузин. — И, кроме того, мы забываем о смерти Недельки. Что, Недельку тоже Севастьян задушил? Может, это такой юный маньяк-душитель, а? Нет, ребята, причина совсем в другом…
Флор проговорил медленно, в общем молчании:
— Мне, братцы, все время кажется, что разгадка у нас перед самым носом, только мы ее никак увидеть не можем…
Глава 9
Иордан
Ливонский рыцарь Иордан из Рацебурга находился в Новгороде уже несколько месяцев. Приехав сюда весной, присматривался к здешнему торговому люду, знакомился со всеми, кто соглашался иметь дело с ливонцем. Внешне дело обстояло так, что ливонец искал способа открыть в Новгороде торговую факторию.
Тайное задание Иордана было другим. Рыцари приглядывались, нельзя ли откусить от северного бока Руси кусочек послаще? Самыми крупными кусками, предназначенными — как полагали немцы, — для крепких латинских челюстей, были Псков и Новгород. Но Новгород был, конечно, богаче и слаще…
Слухи о предстоящей войне с Ливонией ходили уже давно. Они то затихали, то возобновлялись. Одни полагали, что не следует придавать им слишком большого значения, другие, напротив, сгущали краски и в каждом ливонце видели опасного врага. Но и те, и другие знали: воевать с ливонцами еще не время. А когда оно наступит — никто не проспит грянувшей войны. Не бывает такого.
Поэтому Иордан жил в Новгороде довольно свободно. К нему присматривались, но без особенной подозрительности.
Одним из знакомцев Иордана был Григорий Вихторин, человек торговый и открытый для партнерства. С ним Иордан затевал совместное дело. Хотел снарядить общий корабль, чтобы везти в Европу русских соболей, а в Россию — европейский фаянс, ткани, пряности, чай. Дело, в принципе, обычное, каких на Севере затевали множество. И никаких неожиданностей оно не сулило.
А вот, гляди ты… Сперва был арестован Елизар Глебов, будущий родственник Вихторина, с которым Григорий также познакомил Иордана. Затем пропал и был обнаружен мертвым сам Вихторин.
Иордан поневоле задумался. История переставала ему нравиться. Мало того, что она угрожала его собственной жизни, — этого как раз бравый ливонский рыцарь опасался меньше всего, — затаилась в ней какая-то неприятная гнильца.
Но уезжать из Новгорода, не выяснив, что это за гнильца, и нельзя ли ее расковырять поглубже, на пользу Ливонии и во вред Российскому государству, Иордану не хотелось.