Именно там обосновалась Авдотья и, живя вдали от людского мнения, не имея над собой никакой земной власти, установила собственные порядки.
Была она среднего роста, полная и белая, с кожей молочного цвета, а когда гневалась или, напротив, млела в объятиях любовника, то становилась розовой. Розовели и локти ее с ямочками, и круглые тяжелые плечи, и чуть отвисшая наливная грудь, и большие, как бревна, бедра. Маленький прямой носик и пухлые губы, красиво очерченные миндалевидные глаза — все это придавало ее лицу странно холодный вид, как будто оно принадлежало не пышущей здоровьем и силами русской женщине, а ледяной античной статуе.
«Ванька-ключник, злой разлучник», который присутствовал на роковом для Глебова и Вихторина пиру вместе со своей госпожой, по-настоящему именовался Мокеем Мошкиным. До смерти Туренина Мокей ходил за лошадьми. Авдотья, куда менее дебелая, чем нынче, изъявила желание ездить верхом. Мол, татарки так делают, и среди русских женщин такой обычай тоже скоро будет в заводе. Туренин был против подобных нововведений, однако боярин часто отсутствовал дома, и уж без него Авдотья расходилась — делала все, что ей заблагорассудится.
Слуги никогда не пытались ей противоречить. Молодая красавица боярыня была скора на расправу, и рука у нее была тяжелая. Она не всегда доверяла непокорных и не угодивших ей слуг кнутобойцу, а чаще била их сама — чем придется: подсвечниками, вожжами, туфлями, ремнем с пряжкой, а то и пухленькой ручкой, которая умела расцарапать щеку не хуже «кошки».
Туренину на Авдотью тоже не жаловались. Выходило себе дороже.
Получив от прислуги донос, Туренин призывал к себе супругу и, представив ей доносчика, вопрошал: действительно ли она совершала такие-то и такие-то предосудительные действия, как о том докладывают? Авдотья устремляла на несчастного доносчика змеиный взор, обещая тому самые жуткие расправы, а затем забиралась к мужу на колени, обвивала его шею белыми рученьками и медовым голосом ворковала ему в уши: как не стыдно голубочку-душеньке верить столь злобным наветам на сладчайшую супругу свою…
И отправлялся бедный ревнитель благочиния на конюшню, где его раскладывали на козлах и, под присмотром самой Авдотьи, исправно спускали с его спины шкуру.
Поэтому-то Авдотья и начала ездить верхом, а Мокей Мошкин помогал ей сесть в седло. Брал ее за ножку, оглаживал до самого бедра, а затем подкидывал упитанную госпожу, как перышко, и усаживал на конскую спину. После сам забирался на лошадь, и так, вдвоем, отправлялись они на прогулку.
Туренин начал болеть через год после того, как Авдотья пристрастилась к верховой езде. Поначалу он не обращал на свои недуги никакого внимания. Так, иногда живот схватывало. Говорить об этом он не хотел, пил простоквашу и травяные настои. Но затем болезнь усилилась и уложила его в постель.
Авдотья была в отчаянии. Она по целым дням не отходила от хворого мужа, подносила ему еду и питье, держала его за руку.
Постепенно ее заботы сделали свое дело — больному стало существенно лучше. К осени 1552 года он окреп настолько, что смог уехать на Москву. Там, вдали от нежной супруги, он внезапно ощутил резкие боли. Ему сразу стало хуже, и Туренин снова слег — чтобы больше не подняться. На Москве он и умер. От осенних дождей дороги раскисли, и Авдотья не смогла прибыть на похороны мужа.
Впрочем, в имении Туренино, удаленном и от Москвы, и от Новгорода, никакой скорби по усопшему не наблюдалось. Знали об этом лишь домочадцы Авдотьи. У многих имелось собственное мнение насчет случившегося, однако мнение это они благоразумно держали при себе.
В те годы для женщин — отравительниц собственных мужей — существовала особенно жестокая казнь: их закапывали в землю, оставляя на поверхности только голову.
Все тело начинало жечь, как огнем, на коже появлялись пролежни, со всех сторон на нее давило землей. Добавлялись муки жажды и голода, поскольку пить и есть таким преступницам не давали и строго следили за тем, чтобы «сердобольные» граждане не пытались облегчить их муки.
Нет, Авдотья совершенно не имела намерения погибать подобной смертью. Напротив, она хотела жить — и жить в собственное удовольствие.
Мокей Мошкин теперь всегда находился у нее под рукой, готовый пособить боярыне в ее намерении. Верховая езда, охота, совместная баня с можжевеловым веником, кофепитие и даже табакопитие — она и это мужское занятие попробовала! — все радости и удовольствия земной жизни были теперь к услугам Авдотьи.