— Не могу…
— Вот видишь? Такой вот ты борец с пороком. А знаешь, почему ты не можешь? Потому что все, сказанное тобою, неправда. Ты дешевый, теоретик! Теоретически — это значит неправильно. На практике все по-другому. Ты попала пальцем в небо. Что ты качаешь головой? Ты прекрасно знаешь, что я прав.
— Нет. Я поняла в чем дело. Просто все мы хотим быть судьями, но не хотим быть палачами. Увы… Возьми свой пистолет. Убивай ты… А я очень устала…
— Хочешь вина? Тебе можно?
— Да… Хочу…
— И я с тобой тоже…
— Давай тоже…
— За что пьем?
— За… ну, что ли… достойный выход…
— Тебе нужен хэппи энд?
— Да. Не помешал бы.
— Тогда давай за хэппи энд?
— Давай.
«…Второе тело принадлежит женщине тридцати-традцати двух лет. Голова женщины закинута назад, правая рука свисает с кресла, левая лежит на колене, У рта отчетливый запах миндаля. Очевидно, и мужчина и женщина приняли цианистый калий в вине одновременно, о чем свидетельствует отсутствие беспорядка в комнате, в одежде и в позах покойных…»
— Светлана Сергеевна, что вы тут делаете?
— Я тут плачу, Славик.
— Что с вами? Вам помочь?
— Нет, Славик, вы мне не поможете. Пожалуй, уже никто мне не поможет. Те, кто мог, тех уже нет.
— Я, конечно, понимаю. Такая страшная потеря. Нелепо как. И абсолютно не ясно почему. Как вы думаете? Может это враги их убили? Мне сказали, что она была беременна.
— Даже? Смотри пожалуйста. Я, Славик, во врагов не верю. Я верю в человеков и в их подлость. Я ведь любила его. И ничего странного в этом не вижу. Может женщина полюбить хоть раз в жизни? А я любила его издалека, зная, что все бесполезно. А буквально за пару дней до смерти не выдержала, передала то письмо. Эго вы его передавали. Ну и хорошо, он теперь хоть там будет знать. Я думаю, что это она его убила. Очевидно, она хотела женить его на себе. А он, узнав что любим, не захотел. Вот она его и отравила. А потом и сама, чтоб не сидеть. Простите. Простите, что все это вам говорю. Вы, верно, думаете: свихнулась баба к сорока. Но она тоже была старше его.
— Светлана Сергеевна, выпейте вот эту штуку.
— Элениум? Спасибо. Не судите строго бедную женщину. Я больше не буду. Никогда. Она ведь и меня убила. Тоже.
— Ну почему сразу «убийство», «самоубийство»? Если предположить несчастным случай?..
— Несчастно отравились цианидом…
— Кстати, я смотрел, из сейфа пропал наш цианид кали чедэа. Правда, в вещах… ну… их он тоже не обнаружен.
— В вещах и не должно быть. В таких случаях он чаще в организмах. Отличный яд. Давит на корню процессы окислительного фосфорилирования — дыхательную цепь в клетках. Доза слоновья — мы с Жекой хотели взять половые клетки на предмет оплодотворения с подсадкой в женский организм — ни одной живой.
— Почему вы с порога отметаете несчастный случай? В бутылке, например, до разлива вина хранился этот самым цианид кали, который применяет противу крыс или еще где…
— То есть, ты хочешь сказать, что какой-то бухарь Вася сдал такую бутылку, ее почему-то забыли помыть, разлили вино и потом именно это вино они и выпили?
— Где-то так…
— Вероятность такого события равна что-то один из э-э-э… миллионов восьмисот… И то вряд ли.
— А вы говорили, что они оба уникумы, что таких больше нет во всем подлунном мире? Как же здесь со статистикой?
— М-да, здесь она еще страшнее. Один на миллиардов так девятьсот.
— Мужики, но тогда то, что случилось вообще не бывает.
— Надо полагать, что да, не бывает.
— «Есть много, друг Горацио, на свете…»
— По-моему, время настало нам разбегаться. В смысле лаборатории. Мы не можем исследовать чудо.
— Которого, кстати, уже и нет.
— М-да.
— Разливай остаток, мужики, пусть наше чудо ТАМ полетает. Он мечтал об этом.
— Перестань! Ты, Мен, думаешь, что он был неправ? Я знаю, ты так думаешь. А он, наверное, только один и был прав. Он хотел летать! А вы?.. Репрессия, дерепрессия, регуляция, масса блестящих статей и две кандидатских!
— Прекрати истерику. Этому больше не наливать.
— А хотел летать, так нечего в науку лезть, шел бы в аэроклуб
— Ну и плевать я на вас хотел. Уйду лучше в «мясо-молоко» деньги зарабатывать. Ни я, ни ты, и вообще никто больше летать не будет!
— А Регина даже в гробу красивая была. И легкая. Я, когда гроб нес, чувствовал. Обычно покойники тяжелые, а эта… М-да…
— Что со Светланой?